Упрощенная HTML-версия
Валентин РАСПУТИН
ê
324
Зачем ездили замараевские, муж с женой, осталось еще не расспрошено. Впе-
реди длинная дорога. И до дороги сидение в маете. Девчонка, Ленка, сказала, что
экзамены в университет сдала, но учиться, наверно, не будет, не понравились ни уни-
верситет, ни преподаватели, а в общежитии и селиться опасно, там одни кавказцы.
Солнце нагревалось и начинало дышать горячо. По мосту через Ангару дребез-
жали трамваи и ползла из машин с краю с шипом огромная, во весь мост, разноцвет-
ная гусеница, то вздымаясь горбом, то опуская уродливые сочленения. А по другой
боковине моста навстречу ей двигалась, поддергивая длинное членистое тело, точ-
но такая же гусеница. И дух с моста сбрасывался едкий, злой. За Ангарой, взды-
маясь в гору, продолжался город, сначала деревянный, низкий, закрытый зеленью,
затем переходящий в коробчатые белые многоэтажки, нахальные и одновременно
сиротски печальные. В одной из них, с шестью рядами разноцветных балконов по
фасаду, и жили Сенины дочь с зятем и семилетним внуком. Сын жил по эту сторону
Ангары далеко, за плотиной. Только в Сенины наезды они и сходились, что-то у них
меж собой не ладилось. Но ни одна, ни другая сторона, ни дочерняя, ни сыновья,
сколько ни выспрашивал Сеня, не признавались, в чем дело, закатывая одинаково
при расспросах глаза, будто Сеня тронулся. Но не из тех был Сеня, кого можно ос-
тавить в неведеньи надолго, и на следующее гостеванье у него появилась надежда
на сватью, на невесткину мать, которую собирались осенью окончательно забрать
в город. Деревня деревню поймет. Сеня видел однажды сватью, крупную старуху
с больными ногами и пытливыми глазами; она без обиняков сразу же уставила их
на Сеню с хитрым прищуром — будто Сеня когда-то до родства за нею приударял.
Этого быть не могло. Сеня на всякий случай выспросил, где протекала ее жизнь. Не
могло. Но, выспрашивая, убедился он, что сватья, которую звали Руфина Сергеевна,
не поверху глядит на мир и все, что надо, выглядит. «Как вот в деревню залетают та-
кие имена?» — подивился Сеня, знакомясь со сватьей, подбирая руку, которую она
как-то быстро выронила, но имя еще больше его убедило: мимо Руфины Сергеевны
ни одна семейная соринка не пролетит, она во все вникнет.
По скверику неприкаянно бродили люди, томившиеся ожиданием, натыкались
на Сенин табор и отходили, морщась от убитого и захламленного угла, обманыва-
ющего сверху зеленью. У пивной за обнаженной земляной дорогой становилось
веселей, оттуда доносились частый звон и бряк, возбужденные голоса. Дебаркадер,
хорошо видимый по сквозящему скверику, был совершенно безлюден, на деревян-
ном помосте причала, с которого была перекинута на дебаркадер под ступенчатым
спуском стремянка с поручнями, высилась гора из огромных полосатых баулов, из-
вестных всей России.
Девчонка отошла от табора и стояла неподалеку. Отошел и инженер, рассмат-
ривая за решетчатой оградой машины.
Правдея Федоровна достала из сумки яблоки, тугие, краснобокие, с глянцевым
отливом, и принялась угощать. А чего не угощать на прошлогодние зубы, которые
хорошо кусали только в воспоминаниях? Сеня и бабка Наталья отказались, ябло-
ки даже с виду были неукусные. Отказалась и фельдшерица и принялась рыться в
старой черной сумке с испорченным ездовым замком, застрявшим посреди хода.
Склонясь над сумкой, фельдшерица вытянула ногу. Сеня смотрел на крепкую не-
одрябшую ногу с безобидным интересом: есть на ней чулок или нет? Чулки пошли
под цвет кожи, не отличишь, а отличить зачем-то хотелось.
Ехали обратно, сумки были полупустые, с обвисшими боками. Что давалось в
гостинцы или что покупалось, шло в легкую укладку. Только инженер вез большой и
плоский фигурный предмет, замотанный в целлофан. «Крыло для «жигуля», — еще
при встрече догадался Сеня, по привычке всем интересоваться, спросил, много ли
отдано за крыло. Отдано было много, Сенина прикидка осталась далеко внизу. «Все