Упрощенная HTML-версия
ЛЮТИК – ЦВЕТОК ЖЁЛТЫЙ
ê
351
А снес меня Вовка, сын глухонемого кузнеца, мог бы и шибче, потому что был
телом похож на бычка, весь такой квадратный, голова прямо из груди росла, ноги
толстые, на руках мускулы, как у большого, а старше меня всего на год, хотя в шко-
лу тоже еще не ходил, это я точно помню. Вообще-то Вовка в драчунах не числился.
А были у нас такие, что не дай Бог! Мимо не пройдешь. Вовка же нет. И почему-то
этот факт был особенно обидным, и я захныкал. Козявка поднялась, подошла ко
мне, сползшему с кучи щепок, опустилась передо мной на корточки и спросила
тихо: «Тебе сильно больно?»
Целая жизнь прошла с тех пор, но я помню этот эпизод, как вчерашний. Вот что
было в ее вопросе: ты поступил нехорошо, тебя наказали, но не было ли наказание
большим, чем следовало? Ей-Богу! Именно таков был смысл вопроса шестилетней
девочки. До конца дней своих я буду помнить эту фразу и голос, ее произнесший...
И опять она смотрела на меня своими громадными взрослыми глазами, а я
корчился в муках уже не физической боли, а по стыду, но не за содеянное, а от
неспособности выйти из ситуации, как говорится, с наименьшими потерями. Она
поднялась и мне подняться не помогла, но дождалась, когда я наконец оказался на
ногах, словно удостовериваясь, что со мной все в порядке. Потом вернулась на свое
место, присела и стала собирать щепки, что я разбросал. И Вовка присел рядом с
ней и молча помогал, подавал ей щепки, а она начала громоздить их друг на дружку
ребром и плашмя, и что-то похожее на дом получалось с Вовкиной помощью, а я
стоял и пялился на все это и не мог уйти... И в это время женщина, ее мама конеч-
но, откуда-то из-за дома крикнула звонко: «Лютик! Ты где? Лютик!» Козявка под-
нялась, чуть заметно улыбнулась Вовке и, проходя мимо меня, и мне улыбнулась,
ну совсем чуть-чуть, одними губами и бровками-дужками, и, отряхивая платьице в
синий горошек, ушла за дом.
Мы уходили с Вовкой плечом к плечу, будто ничего промеж нас не было, и
разошлись молча в разные стороны. Я пошел к речке... И больше про этот день в
памяти ничего. Нет! Есть. Помню, я пытался понять, что может быть общего у де-
вчонки с желтым цветком, от которого дохнут коровы.
— Итак, продолжаем знакомиться. Лиза Корнева! Кто у нас Лиза Корнева?
—Меня зовут Лютик.
Все мы с первых рядов крутанули шеями туда, где за последней партой сред-
него ряда стояла девчонка в белом передничке, с белой лентой в светлых волосах.
Рядом с ней сидел тот самый Вовка, весь такой чистенький—раньше-то вечно рожа
перемазана бывала, — в желтой рубашке, рукава были закатаны по самые локти, и
руки чистые и без ссадин и царапин...
— Лютик? Это же цветок такой. Разве имя бывает — Лютик? А у меня вот
здесь написано Лиза...
— Если меня так зовут, значит, бывает, — отвечала девчонка. Кинув взгляд на
нашу молодую учительницу, я враз понял, что и она, как я тогда, не может запросто
отвести взгляда от глаз этой странной девчонки, которая не хочет быть Лизой, но
хочет быть ядовитым цветком.
—Ну ладно, — сказала учительница, как-то не по-настоящему улыбаясь. —А,
ребята? Будем называть Лизу Корневу Лютиком, если она так хочет? А что? Лю-
тик — красивый цветок.
—Желтый! — крикнул кто-то.
—Солнце на закате тоже желтое. А за окно взгляните, сколько осенью желтого
цвета. Пушкин из всех времен года больше всего любил осень. Кто знает, кто такой