Упрощенная HTML-версия
ИРКУТ
ê
437
Вечером Саяна решила показать снятые ею на раскопках в Ольвии слайды.
Как выяснилось, во время учебы ей довелось каждое лето ездить туда на практику.
— В начале века в Ольвии нашли захоронение, которое отличалось от всех,
что встречались прежде, — развешивая на стене белый экран, начала рассказывать
Саяна. — В одном из склепов обнаружили мужчину и женщину, и выяснилось, что
их захоронили в одно и то же время, что было несвойственно грекам. У них не су-
ществовал скифский обычай, когда после смерти мужа жена должна была уйти из
жизни сама. Греки в рот умершему клали мелкую медную монету — обол, для того
чтобы Харон перевез его душу через реку Стикс. В данном же случае у покойника
во рту была одна монета, а у его спутницы — две. Археологи назвали молодых лю-
дей греческими Ромео и Джульеттой. Его имя было Евресивий, а ее Аретта.
Я слушал ее и думал: а для чего человек, тот же археолог берет лопату и пере-
рывает горы земли? Для чего нам нужно наше прошлое? Мы можем заглянуть не-
глубоко, скажем, в свою прошлую жизнь, можем чуть-чуть поглубже, в жизнь своих
родителей. Но что нам дают раскопки, которым сотни и тысячи лет? Чтобы лучше
понять самих себя? И сделать для себя какие-то выводы. Да, мы многое не знаем о
том, что делали и чем жили наши родители. Но скептики говорят, что история учит
тому, что ничему не учит. Говорят, лучше всего учиться на ошибках других. Но по-
чему мы с завидным упорством повторяем собственные…
Меж тем, увлекшись прошлой жизнью, Саяна продолжала показывать слайды
и рассказывать о тех, кто появлялся на белом во всю стену экране. Наконец-то по-
явилась и она, худенькая девчонка в джинсах и закатанной по локти рубашке, с ог-
ромной амфорой на плече. А уже на следующем слайде рядом с нею стоял высокий
красивый парень. Голова его была обвязана зеленым платком, а в руке он держал
огромную рыбу. Но Саяна, не комментируя, вставила следующий слайд.
— У вас, я вижу, там были рыбаки? — заметил я.
— Это мой бывший муж, Сергей, — помолчав немного, ответила Саяна. —
Мы с ним вместе ездили в экспедиции.
— Где же он теперь?
— Он ездит с другой. — И тут же в свою очередь спросила: — А ваша жена
чем занимается?
— Ездит с другим, — в тон Саяне отшутился я.
— Я вам сочувствую. Мне было непонятно, почему вы такой большой и оди-
нокий. А когда заскочили на пень, то я догадалась — вы большой ребенок.
Я сделал вид, что не расслышал ее слов, пытаясь по интонации определить,
чего в них было больше: сочувствия, жалости, констатации факта или простого
женского участия. Была бы возможность, эти слова я бы попробовал на зуб, но они,
как птички, выпорхнули, и в данной ситуации могли означать только то, что мои
личные дела, да еще на фоне того возраста, в котором я пребывал, вызывали в Саяне
сочувствие, и не более того.
О семейной жизни, которая сложилась не так, как бы того хотелось, обычно
не рассказывают. «Все проходит, — говорили древние. — И костры прогорают, как
бы ярко они ни горели». А мимолетные связи, на день, на месяц, которыми порою
заполняют свое одиночество, — нет, это было не для меня. Лучше быть одиноким в
одиночестве, чем делить несчастье на двоих. И эту правду лучше держать в себе, а
не вытаскивать на всеобщее обозрение.
—Вы знаете, в последнее время я стала мнительной, —прервала затянувшееся
молчание Саяна. —Мне все время кажется, что за нами кто-то следит. Неделю назад
позвонил неизвестный и спросил про мужа. Мы уже два года с ним не живем, но он
все еще прописан у меня. Оказывается, муж должен крупную сумму. Я потом позво-
нила Сергею, он подтвердил, что взял под свой проект кредит у «Востокзолота», но