Валентин РАСПУТИН
              
            
            
              ê
            
            
              386
            
            
              — А кто жил на первом этаже?
            
            
              Девочка смотрела на Сеню и медлила.
            
            
              — Ахмет... — с трудом произносила она. — Олег... Там много было. Приезжа-
            
            
              ли и уезжали.
            
            
              — А кто такой Ахмет?
            
            
              — Он стрелял в тетю Люсю...
            
            
              — Как стрелял, почему?
            
            
              И снова молчание, потом тихо:
            
            
              — Он стрелял, чтоб не попасть. Сказал: в другой раз прямо в сердце.
            
            
              — А почему стрелял, не знаешь?
            
            
              — Не знаю.
            
            
              Сеня не перебарщивал с расспросами, он видел, что они даются девочке тяже-
            
            
              ло. Она после них затаивалась, старалась держаться в сторонке, ходила медленно,
            
            
              с оглядкой, снова принималась пристально всматриваться во все, что окружало ее,
            
            
              нижняя губка безвольно оттопыривалась, лицо бледнело. «Пусть обживется, при-
            
            
              выкнет к нам, перестанет чего-то бояться... и уж тогда... не сейчас...» — думал Сеня,
            
            
              прекращая такие разговоры. Да и так ли уж важно было разведать, что скрывалось
            
            
              за тем днем, когда девочка оказалась с ним рядом? Что это даст? Когда-то он шлеп-
            
            
              нулся в Заморы как кусок дерьма — его приняли, не спрашивая характеристику, от-
            
            
              дали ему единственную дочь. Это зло выясняет подробности, добру они ни к чему.
            
            
              Опять разгулялась погода, выглянуло солнышко, но уже без прежнего тепла,
            
            
              примериваясь к зиме. Высушило улицу, и показалось, что порядки домов развело
            
            
              еще шире. Когда Катя смотрела, как идет к ней через дорогу Ариша, уже не смею-
            
            
              щая сбрасывать сапоги, чудилось, что идет она долго-долго. Они вместе принима-
            
            
              лись ставить самовар под навесом справа от летней кухни: большую, пузатую чурку
            
            
              застилали клеенкой, рядом притыкали две низенькие чурочки для сиденья, устанав-
            
            
              ливали самовар на «стол», заливали его водой и втыкали трубу. «Скипел?» — через
            
            
              пять секунд спрашивала Ариша. «Нет, так быстро не кипит», — вразумляла Катя.
            
            
              «Скипел?» — «Нет, говорят тебе, рано». — «Скипел?» — «Скипел». Начиналось
            
            
              чаепитие. «Мой-то, — сложив сердечком губы и дуя в пластмассовый стаканчик,
            
            
              сообщала Ариша косным лепетком, — опеть вечор холосый пришел». — «Батюш-
            
            
              ки! — взахивала Катя и спохватывалась: — А какой хороший?» — «В стельку». —
            
            
              «В какую стельку?»—не понимала Катя. «В талабан». —«В какой талабан?» Насту-
            
            
              пало молчание. Катя спрашивала: «Ты ему все сказала?» — «Все сказала». — «Как
            
            
              ты сказала?» — «Остылел ты мне, сказала».
            
            
              — Ну и сказки у тебя, Арина Родионовна! — кричал от верстака под этим же
            
            
              навесом Сеня. — Заслушаешься!
            
            
              Все нетерпеливей, все поспешней хотел жить Сеня: сначала он торопил ночи,
            
            
              чувствуя по ночам беспомощность, боязнь быть застигнутым врасплох и голым —
            
            
              войдет кто-нибудь, а он в трусах, босиком, и ничего под руками, ему казалось, что
            
            
              ночью и слов подходящих не найдется для защиты; теперь он стал торопить и дни.
            
            
              Будь его воля, он скоренько переметал бы их из стороны в сторону, добравшись до
            
            
              глухой зимы, когда заметет так, что ни пройти ни проехать, и только ветер будет
            
            
              дымить по крышам. Торопясь сам, торопил Сеня и Галю. Раньше обычного сняли
            
            
              и засолили капусту, развез на тележке и разбросал он навоз под картошку, утеп-
            
            
              лил стайки для коров, первым в деревне привез с елани застогованное сено... Галя
            
            
              смотрела на него с удивлением и опаской: всегда приходилось подгонять мужика, а
            
            
              тут поперед времени бежит. Но, как вперекор Сене, воротилось тепло, к обеду на-
            
            
              гревалось до того, что хоть в рубашке ходи, на кустах смородины за летней кухней
            
            
              набухли почки, солнце, которое уже спустилось к южному полукружью и поблекло,
            
            
              смотрелось опять молодо.