Упрощенная HTML-версия
Евгений СУВОРОВ
ê
532
И вдруг…
— Встречный туман! Смотри!
— Где?! — еще радостнее, чем я, вскрикнула Лариса, не понимая, куда я
смотрю.
Я указал рукой.
Она все равно не видела.
— Надо же… ты видишь, а я нет, — чуть не до слез огорчилась Лариса.
Но это оказались ярко белевшие в первых сумерках частые стволы молодень-
ких берез на той стороне болота, куда я в детстве ходил за морошкой. Самое насто-
ящее облачко тумана, только неподвижное!
Лариса все равно обрадовалась, когда увидела это неподвижное облачко.
—Какая интересная подделка, — поспешил сказать я, нисколько не жалея, что
ошибся.
— Никакие это не березы, — сказала Лариса. — Днем я их там не видела.
Сумерки сгущались, и я не мог опровергнуть ее. А чтобы я не противоречил,
она обняла меня, и я согласился, что берез там никогда не было…
Туман крадется узкой полоской возле леса, кажется, вот сейчас он растворится
среди частых деревьев… Странное ощущение: вершины Саян на горизонте, за ле-
сом, похожи на облака, а облака — на горы…
В сумерках, внизу за огородами, не видно траурно черневшей днем слегка из-
вилистой ленты дороги, выходившей к мосту, которого теперь не было. Не было
видно и густых зарослей лозняка, тянувшихся по всей длине болота у леса и близко
к огородам, вдоль реки, которую старательно осушали и, не скрою, к моей великой
радости, так и не смогли осушить. Не видно этих светло-серо-зеленых шаров и шер-
шавой, начинающей желтеть осоки, никак не желающей превращаться в мягкую
траву…
Камыши исчезают, меньше стало трилистника… Нет желтых кувшинок и бе-
лых лилий… На фоне только внизу просветленного после дождя вечернего неба,
строго нахмурившись, чернеют треугольниками крыш брошенные дома… Я не
слышу — стою далеко, — а только чувствую, как тихо журчит, всхлипывает в за-
рослях лозняка неглубокий ручей, который еще недавно был хоть и маленькой, но
речкой; он усугубляет свое положение еще тем, что из года в год сужает себе доро-
гу — заносит клинообразное, не свое русло песком и илом, как что-то враждебное,
и в этом немыслимом старании укорачивает свой век.
19
И пустующий огород, и погубленная речка, и поредевший лес, и цветущее бо-
лото такие же, как вчера и позавчера. Так почему же сегодня я смотрю на них без
вчерашней расслабленности и обиды на бывшего председателя, который извел реч-
ку, и на нового, который добрался теперь до деревни? Рушилась деревня, и мне каза-
лось, что рушится весь мир! Твердая опора уходила из-под моих ног, я это ощущал,
хоть и давно жил в городе. Пока деревня стояла, я был спокоен, даже беспечен, лю-
бые мои неудачи делались мелкими и сами собой исчезали, стоило мне появиться в
родной деревне, и даже не появиться, а издалека увидеть крыши домов. Еще только
сойду на станции с поезда, сделаю первый радостный вдох, и до родной деревни
еще семьдесят километров, а райцентровский воздух уже намного чище городского,
даже как будто слаще, он уже свой, и я не замечаю, что в нем, как и в городе, пахнет
железом, разогретым на солнце асфальтом, сгоревшим каменным углем, я только