ê
            
            
              
                Гавриил КУНГУРОВ
              
            
            
              Загремели топоры, стлался над тайгой густой смоляной дым, катилось по реке
            
            
              эхо и глохло в таежных далях. К осени обосновались, огородились и зажили при-
            
            
              вольно.
            
            
              ...Падал желтый лист, одевалась тайга в белесую кухту, падала тяжелая кухта,
            
            
              и вновь зеленел лист.
            
            
              Сменялись годы, забылась старая Мангазея.
            
            
              Бойким и доходным оказалось облюбованное место: и звериное, и рыбное, и
            
            
              хлебное. Из-за Уральского хребта по сибирским рекам и волокам потянулся к наси-
            
            
              женному месту гулевой, бездомный, обиженный люд. Кто вел его сюда через неве-
            
            
              домые трущобы? Как проведал он о житье привольном, о великой реке Лене? «Рыба
            
            
              ищет где глубже, а человек — где лучше». Слухом земля полнится. Гнала народиш-
            
            
              ко в землю Сибирскую царская да боярская злая рука: солоно жилось холопскому
            
            
              люду, худо. Растекался он по лесам, бежал в дали безвестные, счастье пытал свое,
            
            
              долю искал. А Сибирь — земля бескрайная, богатствами переполнена до краев,
            
            
              всем хватит. Ищи — найдешь, бери — не робей. Но всему свой удел — белка и та с
            
            
              дерева падает. Счастье людское редко шагает ровно — все о валежины спотыкается.
            
            
              Быстро обеднели леса; опустошали их жадно, зверя били безжалостно. Совсем стал
            
            
              исчезать соболь-зверь, худо добывалась белка, черно-бурая лисица пошла за ред-
            
            
              кость. Многие охочие люди, что кровью, потом и удалью добыли заветную Киренгу,
            
            
              сели крепко на землю. Родила земля обильно.
            
            
              Разросся острожек, окреп и стал прозываться Сабуровкой. Появились в нем
            
            
              кривые, непролазные улочки, переулочки: Ярофеевка, Аверкеевка, Зазнамовка...
            
            
              Поставили сабуровцы с легкой руки из толстенных лиственных бревен одноглавую
            
            
              церковь в виде горящей свечи. Служил в ней в пропотевшей, залатанной рясе про-
            
            
              пойца поп Гаврила. Но службы вел исправно и чинно.
            
            
              В Гнилой долине отыскался соляной родничок; тут устроил Ярофей соляную
            
            
              варницу. Зажил солью: соль стала давать хлеб, и деньги, и почет больше, чем соболь
            
            
              хвостатый.
            
            
              Богатеем ленским стал Сабуров. Где-то купчина Ревякин, грозный устюжанин?
            
            
              Потягаться бы, померяться с ним! Да Ярофей не таков. Сердце зверобоя тянулось к
            
            
              соболю, зверю огневому, к таежному бродяжью. И, бывало, целыми днями смотрел
            
            
              нерадивый хозяин на черную гряду далеких гор. Безмерно жгло желание перейти
            
            
              эту неведомую черту; мнилось: за ней скрытая ото всех тайна. По-прежнему хранил
            
            
              он чертеж землицы Сибирской, набросанный на темном пергаменте рукой безвест-
            
            
              ного умельца. Только чертеж этот мало утешал. «Эх, скудость ума нашего!..» — се-
            
            
              товал на себя Ярофей, вновь разглядывая пергамент. Теперь он бегло читал чертеж,
            
            
              бранил чертежника за лживые пометы, особенно по Киренге и Лене; Ярофей вдоль
            
            
              и поперек исходил здесь тайгу. Бранил и за нерадивость: дал тот безвестный муд-
            
            
              рец-чертежник предел земли Сибирской по реке Лене. Тут, мол, конец и край све-
            
            
              та. «Каков провидец!..» — сердился Ярофей. Оставив все заботы, спешно уходил в
            
            
              тайгу и подолгу пропадал там. Всем управлял шустрый приказчик. Возвращался из
            
            
              тайги угрюмый хозяин, ходил с потемневшим лицом, не мил ему белый свет, наску-
            
            
              чила Сабуровка с ее кривыми улочками и закоулочками. Бушевало сердце Ярофея,
            
            
              рвался он на простор, в тайгу дремучую, нехоженую, в сизые дали... Приказчик
            
            
              не знал, чем угодить хозяину, подходил к его избе робко, в дверь стучал несмело,
            
            
              словно заяц мягкой лапкой. Хозяин плохо слушал приказчика, в дела торговые вни-
            
            
              кать не хотел, неотрывно смотрел в оконце, будто и соляные варницы, и амбары
            
            
              богатые, и лавки красные не его владения. Дивился приказчик такой перемене и
            
            
              уходил тоже робко, как и приходил. «Что человеку надобно? Какая хворь на него на-