ê
АРТАМОШКА ЛУЗИН
205
Артамошка вспомнил отца и задумался. Острый щипок вывел его из раздумья,
от боли слезы навернулись. Оглянулся — а перед ним стоял Селиванова купца сын
Петрован, давнишний ему недруг. Он хохотал и носком мягкого сапога пинал Ар-
тамошку.
Артамошка сжал кулаки, стиснул зубы и готов был броситься на обидчика. Но
Петрован презрительно скривил рот, прищурил глаза:
— Тронь только, тронь! Отцу твоему зубы вышибли и тебе...
За спиной Петрована стояли два здоровенных парня. Они свирепо поглядывали.
Побелел Артамошка, опустил голову и пошел прочь. В первый раз спустил он
обиду, в первый раз отступил.
Но Петрован шел вслед, дергал его за рукав и смеялся:
—Жизнь или смерть?
Остановился Артамошка и поднял голову:
— Что привязался?
—Жизнь или смерть? — повторил Петрован.
— Ну, жизнь!
— В обиду не дам, — зашептал Петрован, — только отдай мне свою певчую
пташку
— Что-о?
— Пташку, говорю, отдай.
Видя гневный взгляд Артамошки, Петрован, заикаясь и путаясь, заторопился:
— За деньги отдай, не за так!
— Нет, — отрезал Артамошка, — не продажна! — А у самого заныло сердце,
затряслись руки.
— Сказнят твою мать и тебя тоже. Побегу воеводскому писцу скажу.
Зашумело у Артамошки в голове, едва выговорил он слова:
— Ладно, завтра пташку отдам... Завтра...
Словно в темноте мелькнула тень... Закричал, заохал Петрован. Собрался с
силами Артамошка, огляделся и видит чудо: жилистая рука широкоплечего мужика
вцепилась в ворот нарядной кацавейки Петрована, и так эта рука сжимала горло,
что у Петрована глаза налились кровью. Мужик потряс его и толкнул в сторону.
Петрован упал, вскочил и без оглядки побежал прочь. Мужик постоял, почесал бо-
роду и пошел. Кафтан у него распахнулся. Артамошка ахнул: из-за пояса виднелась
березовая рукоятка ножа отцовской работы.
ГОРЬКОЕ ЖИТЬЕ
Миновали лето и зима.
Совсем покосилась избушка Филимона. От него никаких вестей не было. Ра-
ботные ряды расширились. За Филимоновой избушкой, на пригорке, новые насель-
ники ставили свои избы. Ранней весной приплыло по Ангаре много семей хлебо-
пашцев. Приплыли они по государеву указу— сибирские пашни расширять. Далеко
за Работными рядами спозаранку слышались людской шум, звон топоров, горели
костры. Хлебопашцы рубили лес, выжигали кустарники, расчищали болота — го-
товились к первому севу на сибирской земле.
Бедно жила Филимонова семья, горькое житье. Соседи звали Маланью сиро-
той-вдовой.
В избе темно. Артамошка и Палашка сидели в углу на лежанке, ждали с рабо-
ты мать. Палашка первая услышала далекий кашель, заплакала: «Маманька наша
идет». Мать вошла в избу, долго кашляла, устало опустилась на лавку, отдышалась.