Упрощенная HTML-версия
ê
Гавриил КУНГУРОВ
214
Жители городка в страхе скрывались. Старый поп Исидор служил молебен в
пустой церкви. Перепуганным голосом молил он о победе над врагом, кадило вы-
скальзывало из его рук.
Надвигался вечер. Кровавый закат отражался в Ангаре огненным заревом.
Осажденные видели в этом худое предзнаменование и готовились к смерти.
Башенный казак дал тревожный сигнал:
— Переговорщики идут!
К стенам городка на белых лошадях ехало шестеро бурят. У переднего на пике
виднелся белый флажок.
Воевода распорядился допустить переговорщиков к воротам, но не ближе де-
сяти сажен.
Переговорщики, в синих шелковых халатах, в высоких острых шапках с крас-
ными кисточками на макушках, с пиками наперевес, остановили лошадей. Лошади
в хлопьях белой пены мотали головами, грызли удила и злобно рыли копытами зем-
лю. Сбруя серебряной чеканки ярко блестела, расписные монгольские седла были
оторочены желто-красным китайским сукном. Вперед выехал бурят с флажком на
пике и, растягивая каждое слово, кричал на ломаном русском языке:
— Худо делал... Белому царю жаловаться будем... Тело старого Дибды отдай!
Аманатов всех освобождай!
Воевода приказал тело отдать. Об аманатах просил дать ему подумать. Перего-
ворщики получили тело старого аманата и бережно отнесли его в свой лагерь.
Стало темно. Подул ветер. Ангара вздыбилась, забушевала. Бурятские воины
зажгли костры.
Притих городок Иркутский, окруженный врагами с трех сторон. У костров
слышались возбужденные выкрики людей, лязг оружия и ржанье лошадей. По небу
плыли грузные облака, луна изредка бросала блеклые лучи и вновь пряталась в тем-
ные клочья туч. Казаки на шатрах башен вглядывались в темноту, перекликались
протяжными голосами, нетерпеливо ждали утра.
Воевода часто посылал на башни либо казака, либо Артамошку, и всякий раз
дозорные отвечали:
— Темь... Разве в этакую темь что углядишь! Передай батюшке воеводе, что у
костров буряты да иные воровские людишки саблями скрегочут, лошадей злобят. К
утру быть бою страшному.
В густом предутреннем тумане по зарослям, по рытвинам ползли со сторо-
ны бурятского стана лазутчики-запальщики. Раздвигая кусты да болотистые тра-
вы, без шума и шороха, как тени, подползли они к крепостному рву, миновали его;
скользкими ужами проползли меж колючек и коряжин, ощупали городские стены.
Каждый приволок с собой пучок соломы, берестяные трубки, наполненные смолой.
У каждого наготове кремень и трут; надо только закрыться с головой полою свое-
го халата, выбить искру, поджечь смолье, а там и не заметишь, как начнет хватать
огонь бревно за бревном.
Подпальщики ждали сигнала. Его должны были дать с горы горящим снопом,
подброшенным пиками вверх. Напрасно они напрягали глаза, всматриваясь в тем-
ноту: сигнала не было.
Молодой бурят Солобон, прильнув к земле, мечтал о том, как поползут желтые
языки огня, рухнут стены — и он первый ворвется в город.
Нудно и тягуче тянулось время, сердце тревожно колотилось, а сигнала все не
было. Дрожал от злобы Солобон.
Вдруг тишину разорвал зловещий вой бурятских трубачей. Это был сигнал —
не поджигать крепость, а бросить все и бежать в свой стан. Заскрежетав зубами,
Солобон проклинал старого князя Богдоя.