Упрощенная HTML-версия
Исаак ГОЛЬДБЕРГ
ê
92
Старший (шагнул он было уже к своим саням) остановился, быстро обернулся
к вдове и резанул:
— Нельзя! Нет такого приказанья!..
— Позвольте! — зазвенел тоскою женский голос. — Что же тут такого?.. Ведь
я не убегу... Ведь муж мой там...
И еще раз отрубил:
— Нельзя! Нет, говорю, распоряженья на это... — Но вдруг вспыхнул, отчего-
то рассердился, повысил голос:
— А потом еще вот што... Подумать об этом надо: кто там на кладбище? —
враг наш!.. Его зря добрые люди от зверя прикрыли... от собак. Ему бы и впрямь
следовало костей не собрать!.. Враг он!
Передохнул еще сильнее и полней налился гневом.
— Враг!.. Какая может быть здесь снисхожденья? Эй! Трогайте, ребята! Да ну
их... с канителью этой!.. Пошел!
Тронулись. Уходили назад бабы, избы, огороды. Вдова тоскливо глядела туда,
где за пряслами чернели кресты. Кругом все умолкли.
Глава 22
МЕДНЫЙ РЕВ
В городах багрово плескались красные полотнища. Затихала кровавая страда. Раз-
горалась под февральскими, еще не окрепшими, еще пугливыми зорями, живая жизнь.
Хоронили мертвых.
Реяли знамена, знамена, знамена. Золотом горели трубы оркестров. Рвали влаж-
ный холод медные голоса. Тысячи ног утаптывали рыхлый, вялый снег. Над тысяча-
ми голов, вместе со знаменами, колыхались, высились гроба, десятки гробов.
Тысячи ног утаптывали путь к братской могиле.
На горе, господствуя над городом, желтея свежими комьями глины, легла она,
готовая принять в тихие недра свои десятки погибших. Широкая братская могила.
Она зияла отверстым чревом своим. Она безмолвно, но неумолчно кричала в холод-
ные, увитые жидкими облаками, небеса. И ее крик отражался в реве меди, в перели-
вах похоронных песен, в шуме движущейся, неудержимой толпы.
Из предместий, через старые темные мосты, по шумным улицам, шумно катились
потоки, вспыхивающие красными знаменами, красными вскриками, красной бурею.
Текли толпы. По обледенелым тротуарам останавливались любопытные. Их
срывал, уносил с собою поток. На их место становились новые — и эти новые также
уносились, растворялись в шуме, в колышащемся движении тысяч. И еще, и еще...
Толпою с тротуара вместе с другими унесены были Королева Безле и Желтого-
рячая. Ошеломленные, испуганные чужим многолюдством, они метались в потоке.
Они пытались вырваться, уйти, но не могли. И, покоренные стихией, они шли в тол-
пе, а над ними хлопали и рдели знамена, а впереди них плыли над головами гроба.
Они молчали, сжавшись, цепляясь одна за другую, постаревшие, жалкие, не-
нужные. И, не слушая, слышали они назойливый, выдающийся в уши победно-по-
хоронный грохот и рев меди...
Текли толпы. За ними оставались любопытные, уцелевшие от потока, разгля-
дывающие уходящее многолюдье. У калиток, у ворот, возле подъездов, липли они,
переговариваясь глухо, тая в себе свое, скрытное. У запыленных февральским мо-