ГАРУСНЫЙ ПЛАТОК
ê
103
— И то верно. Клади топор и пилу, — подмигнул Спиридон.
Деревня Минькина таежная — и хоть сейчас же останавливайся и руби. Но
заехали подальше: там нынче после пожара уйма сухостоя. Одну лесину раскряжу-
ешь — воза на два хватит. Последнее время дед все тоньше и тоньше сухостоины
валил, сил не хватало закатывать в сани, хоть малость помогал Минька. С дядей
Спиридоном можно и большую свалить.
— Ну, давай выбирай, Иваныч, а я покурю, — как ко взрослому обратился
Спиридон.
В лесу твердый мартовский снег. По нему осторожно нужно идти, чтобы не
провалиться, а уж если провалишься, по уши уйдешь в снег. Потому Минька и от
дороги не уходил. Он стукнул обухом по сушине, и к вершине ее улетел многострун-
ный звон. «Выбирай ту сушину, которая звонка, в ней мерзлоты нет», — вспомнил
Минька дедов наказ. Дед ходил от дерева к дереву и подставлял к ним ухо, стуча то-
пором. Затем распоясывался и снимал полушубок. Заламывал голову, примеряясь,
куда валить. Он Миньку не заставлял пилить, какой из него пильщик, топором один
скорее срубишь.
— Добрую сушину выбрал, молодец, — похвалил Миньку Спиридон и взялся
за ручку пилы. — Давай-ка не торопясь, не торопясь. Дыши глубже. Коли мало сил,
их сберегать надо. И так всегда, Миня, — чем больше дело, тем медленнее начинай.
Ну вот, теперь давай подрубим да с другой стороны начнем. Мы с отцом твоим ране
все на пару в лес ездили. Я сильнее, он ловчее был. Как-то все так смекнет, что рань-
ше меня воз накрутит. Если ты в него пойдешь, знай, что жизнь твоя будет ничего.
У него получалось все как-то играючи. И на матери твоей так же женился. Девок за
ним бегало — уйма, а тут новенькая приехала. «Ну, Ванькина будет», — говорим.
Так и получилось — хохочет, под ручку с ней прогуливается да заглядывает на нее
снизу вверх—она его чуть поболе была. Глядим-поглядим, а девка-то уж у Осинки-
ных и белье на речке полощет. Эдак без свадьбы, ровно стряпуху в дом привел.
Минька дышал ровно и сперва пилу водил редко, но чем больше выдыхался,
тем чаще ее дергал, наконец, выпустил ручку и повалился в снег. Сердце колоти-
лось, словно просилось выскочить, голова кружилась, и казалось ему, что и верхуш-
ки сосен кружатся.
— Я те что говорил — не торопись, — хлопал по плечу парнишку Спири-
дон. — Так, не торопясь, и втянешься и повезешь. Работник из тебя только начи-
нается. — Минька отпыхивался, а Спиридон тем временем курил и про отца рас-
сказывал.
—Я тебе, как назад поедем, пень покажу. Сосна там в два обхвата стояла. Отец
твой и поспорил свалить ее в четверть часа. В ту пору во всей деревне нашей часов
ручных не было, так мы будильник в лес принесли. Ты бы видел, Иваныч, какую
щепу он отваливал, она знаешь, пимы ему завалила, он крошит и крошит, распарил-
ся, раскраснелся, разметал по снегу одежду с себя, гимнастерка от пота на лопатках
почернела — он тогда из Красной Армии только вернулся. Картинка, брат, была.
Сам: «кха-кха», топор «дзинь-дзинь». Такую пасть в сосне вырубил! «Сколько оста-
лось?» — спрашивает. «Минута», — говорят. «Ну, значит, выиграл», — крикнул он
и плечом-то так не сильно и нажал, ну и ветерок той порой по вершине прошелся. И
ахнула сосна. Ить потом старики этот пень глядеть приходили. Вот как ловок батька
твой был. Давай-ка еще поширкаем.
Два кряжа комлевых навалили они на сани и вершинником их обклали, верев-
кой притянули и заверткой завернули для крепости. Спиридон нарочно воз по всей
форме сделал, чтобы поучить Миньку, но тот посоветовал:
— Надо бы еще клином расшить.