Упрощенная HTML-версия
Иннокентий ЧЕРЕМНЫХ
ê
182
— Что?! — не поддержал его комдив Макаров. — Награду? «Язык» — хлеб
разведчика! — и он заспешил вдоль глубокой траншеи ко входу в блиндаж, где рас-
полагался командный пункт. Баранов последовал за ним.
На допросе «язык» показал, что часть, в которой он служил, базировалась в
районе Гумрака и ее оттуда перебросили на этот участок, где он и оказался в руках
русских.
После допроса комдив приказал нам, чтобы мы доставили немца в расположе-
ние разведроты, накормили и отвезли в медсанбат.
Мы несли «языка» по обгорелой степи, он орал:
— Капут, капут! — думал, что его несут расстреливать.
— Найн капут! Никс капут! Госпиталь, госпиталь! — успокаивали мы его.
Фриц не верил, мотал головой. И нам с Леней стало понятно, почему он так тре-
вожился, ведь немцы после допроса русских пленных убивают. Может, видел или
приходилось самому расстреливать, потому и боялся… И успокоился только тогда,
когда мы принесли его в расположение роты, накормили.
—Рус комрад, гут, рус гут, — казалось, что он совсем не забирал в себя воздух,
бормотал и бормотал… А попади мы с Леней в том бою в руки ему, каково бы нам
было?
…Бои, что ни день, усиливались. На нашем участке фронта появились еще две
армии: 24-я и 66-я. Но никак не могли прорвать переднюю линию противника.
Мы, что ни ночь, в разведке. Куда ни глянь, голая, ровная степь: ни кустика, ни
одного скрытого подхода. Все это осложняло нашу работу. B лобовых действиях мы
теряли людей, возвращаясь в роту без «языка». Королев злился, отчитывал нас:
— Вы что, хуже других разведчиков? Соседняя дивизия берет «языков», а
вы — нет.
Командир роты по-отечески заботился о нас. Трофейный брезент, что достал-
ся роте при освобождении сел на Смоленщине, обменял на зерно, где-то размолол
его на ветряной мельнице. За две железные бочки привез из Большеивановского
колхоза двух козлов и арбузы. Едим три раза в день: то суп с лапшой, то полтавские
галушки. А тут еще на просьбу Королева «усилить разведчикам паек» откликнулся
командир дивизии Макаров: нас перевели на курсантскую норму потребления кру-
пы и сахара.
Под Сталинградом наша рота воюет пятнадцать дней. Многие погибли, и к
нам прибыло пополнение. Командир отделения Каймонов вел за собой двух нович-
ков. Один весело улыбался налево и направо глазевшим на него разведчикам, будто
давно знаком с ними, и покрикивал:
— Привет, «кирюхи», привет!..
Второй следовал мелким шагом, опустив голову. Подойдя к нам, первый еще
сильнее расплылся в улыбке, козырнул:
— Привет, «кирюхи»! Борисом звать, фамилия Леготин. Кореш мой — Кова-
ленко! Надо рассупониться, — он быстро снял поясной ремень.
Коваленко медленно, не поднимая головы, снимал заплечный мешок.
— Друг-то твой чо не здоровается?! — спросил Леготина Крамынин.
—Жрать хочет! Натощак весь день шли. Утром похамали и все! Как звать ва-
шего кашевара? Ничего, справный. Видно, добрый «шнырь». От своего пайка брю-
хо не наешь. — Он повернулся к Каймонову: — Ты, значит, мой «бугор»?
— Не «бугор», а командир отделения! — отозвался Каймонов.
—Мы так бригадира там звали, — махнул рукой Леготин. —Ничего, привык-
ну, командиром буду звать. B случае, если по ошибке назову «бугром», не сердись.