Упрощенная HTML-версия
РАЗВЕДЧИКИ
ê
185
«Рама», повиснув над нашим расположением, заколыхалась, разглядывая.
Митька Вампилов начал палить по ней из винтовки, приговаривая:
— У-у, шорта болотна! У-у, змия ползуча!
Где-то зенитки «затявкали».
— Ох и денек наступает, — потягиваясь в щели, произнес Леня Крамынин. —
Волнующий денек. Прием в комсомол. Вчера хотел объявить, да политрук возразил:
«Не будоражь, говорит, на ночь. Пускай выспятся, в голове свежее будет».
«Волнующий день» начался, а у меня, как никогда, была нехорошая, сосущая
боль в сердце.
— Политрук вызывает! — не глядя на меня, сообщил Крамынин. — Нашел
себе приключение!
— Чо?! — не понял я.
— Дуй, он ждет!
B землянке, через стеклину у потолка, ударил в глаза ослепительный луч
солнца.
— По вашему вызову... явился! — смутно видя за столом политрука роты,
представился я.
— Какой горластый! — сказал он, оглядывая меня. — Чего так оборвался?
— Ползаем много.
— Может, в страхе на колени падаешь, богу молишься, потому и изорвал ко-
лени?
У меня еще сильнее заколотилось сердце, я молчал.
— Ну-у... Думаю, что я в цель попал... Ты же в бога веришь! Как тебе не стыд-
но! Молодой парень, сибиряк, и в эту дощечку веришь! — и политрук из-под бумаг
выдернул иконку, что я из кармана убитого вытащил. «Как она оказалась тут?!» —
пронеслась мысль, рука машинально ощупала карман гимнастерки.
— Потерял! A я нашел. Какие предрассудки... Нет бога! Если бы был, давно
бы его зенитчики сбили. Летчики притаранили бы его на землю, — он схватил со
стола газету, развернул на груди. Тыча пальцем в зарисовку горящего «мессера»,
заорал: — Вот как дерутся! В воздухе лупят немцев, а ты на земле от страха крес-
тишься!
— Да неверующий я! Вот те крест, неверующий, — и невольно, по привычке
с детства, перекрестился.
—Вот и выдал себя! Не понимаю! Носить в кармане икону и подать заявление
в комсомол... Не надо нам таких! Не надо! — он бросил иконку к моим ногам. —
Возьми, носи, молись!..
Политрук еще что-то говорил, но я ничего не понимал. Перед глазами все рас-
плывалось… В памяти возникла та злополучная ночь, земляная выемка, труп в рус-
ской шинели...
— Идите!
Я остолбенело стоял.
— Срам! Идите, мучайтесь дурью.
Я не выходил. Постепенно овладевая собой, заговорил:
— Крещусь я для потехи.
— И передо мной для потехи крестился?
И вдруг мелькнула мысль, как убедить его:
— Вот возьму и докажу, что неверующий!
— Как? — спросил политрук, привстав.
И я, взмахивая рукой, изругался в бога...
Политрук с маху сел на табурет.