Упрощенная HTML-версия
ê
Гавриил КУНГУРОВ
20
из подземных ходов и подлазов и со всех сторон бросились на казаков, осыпая их
игольчатым дождем стрел.
Князь Дыптыл успел скрыться, сына его закололи казаки. Даурцы разили ка-
заков стрелами, пиками, забрасывали камнями. Бояркин спешно отвел казаков к
юртам и стал отбиваться. С востока от городка вылетела даурская конница. Казаки
встретили конницу залпом из пищалей и самопалов, кони вздыбились, сбрасывая
всадников, бешено метались по снежному полю. Даурцы окружили юрты, грози-
лись пожечь. К ночи стихли. Жгли костры, нетерпеливо ожидали утро. Урон оказал-
ся большой: недосчитался Бояркин двадцати казаков; оставшиеся, побитые, покале-
ченные, обессилели и к ратному делу были мало годны.
Надумал Бояркин с оставшимися казаками тайно бежать и сесть в засаду в
Зейском острожке. Побросав убитых, смертельно покалеченных, поползли казаки
из юрт в темноту и бежали в страхе и отчаянии.
Наутро даурцы нашли в юртах трех истекающих кровью русских, добили их и
кинулись в погоню. Отбивались казаки кто как мог, бежали с поруганием, обидой и
большими потерями. Достигнув острожка, сели в осаду.
Много раз даурцы нападали на ненавистный острог и всякий раз бежали, боясь
быть сраженными огненным боем.
Тем временем в острожке разгорелась междоусобица и ссора. Казаки кляли и
ругали Бояркина, грозились на пиках выбросить через заломы даурцам. Бояркин и
лаской и грозным словом уговаривал:
— До весны отсидимся... По вешним водам плавом уйдем.
— Веди, Ванька, поколь снег не размяк, веди обратно к Ярофею!
— Ярофей тебя не помилует. Сгубил ты немалую ратную силу.
— Неуспех и поругание приняли от твоего нерадения!
Бояркин клялся, в оправдание бил себя в грудь, целовал нательный крест.
Тогда выскочил казак Стешка Клин, повел налитыми кровью белками, ударил
оземь ногой.
— Казак ободранный!.. — толкнул он Бояркина в грудь. — Тебе ли ходить в
атаманах?
Бояркин попятился и уступил. Казаки бросили Зейский острожек и скрылись
в тайге, держа путь на запад. Шли они старым путем, только муки новые приняли,
и столь тяжелые, что некоторые, обессилев, пали замертво.
Рушился снег, на солнцепеках чернели первые проталины. Свистел задорно
бурундук, извещая тайгу о весне. В полдень из-под снеговой корки выбивались ру-
чейки, к ночи — стыли наледью.
Казаки торопились до ледолома добраться до Крестового. Колючий кустар-
ник, цепкий боярышник догола раздели казаков, разодрав немудрящую одежонку.
Шли в лохмотьях-лоскутьях, полубосые, рваные. Шли, друг друга иной раз и не в
силах признать: кто был рыж, светлобород — стал от копоти и грязи черен; кто был
бородат — обгорел у костра.
Вышли на речку Нюкжу, заторопились, затревожились. Кололась река, били
по ней струи, объедали лед у берегов. К Крестовому подошли вечером. Отыскали
заветное место — крест, что поставили на могиле Николая Яшкина, а вместо зи-
мовья — пепел да черные головешки. Стервятники кружились у обрыва реки. Там
нашли сраженного стрелой старого казака Никиту Мышелова, недалеко от него тер-
зали вороны трупы остальных зимовщиков.
Долго по приметам казаки искали яму, где спрятал Никита Мышелов порохо-
вые да соляные запасы. Потаенную яму отыскали возле большого пня столетней
лиственницы. Казаки Степан Клин да Васька Луков воздали мертвым должное: из