Упрощенная HTML-версия
Иннокентий ЧЕРЕМНЫХ
ê
216
березовой губки, и высекай искру, прикуривай. Табачок с первой грядки от бани. Не
потеряешь кошелек, живым останешься, домой придешь. C таким словом вручила
его мне бабушка».
— Заколдован! Не убьет! — сказал Леготин.
—Так и будет! И я вручу его, —Рубанов пробежал глазами по строю, —Ельча-
нинову. —Подошел к нему — крепкому, коренастому. Был наш Кузьма уже здорово
мечен: плечи разные — одно уже, другое шире — от сломанной в схватке ключицы,
и глаз один с изъяном — покалечили в бою. — Ты, Кузьма, самый сильный, смелый
у нас в роте. На твоем счету больше всех «языков», даже сразу по два брал.
— Задушил одного! — вставил Леготин. — За самочинство его расстрелять
надо!
— Фриц сам подох! — сказал Рубанов в защиту Кузьмы.
— В схватках с врагом ты и изуродован больше всех нас. Стрелян и резан но-
жом. Тебе курить табак из дедовского кошелька. Служить с надеждой на жизнь, как
жил и воевал его хозяин, твой земляк.
Кузьма хотел приложить руку к козырьку.
— Не надо! — опередил его Рубанов. — Это не правительственная награда, а
народная. — Он взял перчатки, связанные из белой шерсти.
— Для тебя вязали!— сказал старшина лейтенанту. — Правильно, ребята?!
— Так точно! — последовал дружный ответ.
Вася приложил перчатки к своему обветренному лицу, растроганным голосом
произнес:
—Сколько в них теплоты! Сколько вложено души. Как наши девушки, сестры,
мамки ждут от нас разгрома немцев под Сталинградом! Белые перчатки на фронт,
конечно же, не для солдата связаны были, а для офицера, да не простого воина, а
службиста при штабе.
Вася любовно помял их, свернул и вложил за пазуху, чтобы не замарать о кар-
маны затасканного в траншеях полушубка.
— А теперь я вручу подарок тому, кто у нас в роте чаще всех ходит в разведку,
кто больше всех перетаскал на своей сильной спине «языков»!
— Выходи, ишак! — бросил Леготин Грише Доброхотову.
— Правильно, Борис! Ему, — лейтенант взял у старшины из посылки черный
сверток, тряхнул его, и, вздергивая вверх руку, прикрыл себя широким и длинным
шарфом.
— О-о! — удивился строй.
Такими шарфами, как этот, у нас в деревне мужики обматывали шею и пояс-
ницу.
Гриша, нахлобучив шапку до бровей, тяжело дышал и глядел на подарок, часто
мигая. Мне показалось, что он вот-вот пустит слезу.
Рубанов продолжал вручать подарки: курящим— расшитые кисеты с табаком,
другим — связанные из овечьей шерсти перчатки, рукавицы с одним пальцем. У
Леготина было плоскостопие. У него, как ни у кого во взводе, мерзли ноги, поэтому
Рубанов вручил ему носки из собачьей шерсти.
Борис с серьезным выражением на краснощеком лице обнюхивал носки. Мы
смотрели на него, ожидая, что он сейчас за всех нас что-то скажет. Причем без
шуток.
— Кто же отеребил собаку: старуха, молодуха или невеста? По запаху шерс-
ти — кобель пострадал! — выдал Леготин.
— Тьфу! — сплюнул старшина. — И при таком серьезном деле скалит зубы.
Мы засмеялись. Рубанов, идя вдоль строя с опущенной головой, говорил: