Упрощенная HTML-версия
РАЗВЕДЧИКИ
ê
219
бы в огород чучелом, пугать ворон! —Смеясь над ним, уступил дорогу: —Топайте,
завоеватели Европы!
Всей ротой мы шныряли по цехам разбитого завода, находили немцев — ране-
ных, обмороженных, плохо двигавшихся от голода.
В балке Макитра вытаскивали из блиндажей чуть живеньких. Грузили их на
сани, везли в штаб дивизии, потом в село Дубовка и там сдавали пленных в лагерь.
В эти дни дивизия пленила почти четыре с половиной тысячи оккупантов.
Хорошо побеждать! Нет большего счастья для солдата, чем ощущать себя по-
бедителем. За время Сталинградской битвы мы намерзлись, устали до смерти, а
теперь душа от радости кричала: «Разгромили, победили!»
Возвращались в роту бодро. У нас осанка даже стала иной, шаг тверже, уве-
реннее!
Шесть месяцев без бани! Сто восемьдесят дней и ночей под Сталинградом!
Даже вши дохли от соленого пота.
Утром нас поднял на ноги истошный крик старшины:
— Рота, в баню!
Под ногами то звенел лед, то глухо стучала замерзшая грязь. Настроение было
отличное, но вид никудышный — шубы затасканы по траншеям и окопам, прорва-
ны осколками, продырявлены пулями и неумело зашиты. Шли мы по знакомым
местам, пересекали балки, где жили. На оголенных от снега крышах землянок тор-
чали поблескивающие трубы из консервных банок. Отсюда мы уходили на боевые
задания, сюда возвращались, принося раненых и мертвых товарищей, здесь хорони-
ли. На восточном скате балки Сухая Мечетка рядком тянулись могильные холмики
с касками сверху. Теперь в балке безлюдно. Прощайте, друзья! Прощайте… Будем
живы — расскажем о вас дома.
Село Большая Ивановка оказалось нетронутым бомбами. Здесь чувствовалась
мирная жизнь. Люди в нормальной одежде, которой мы не видели давным-давно.
По улице бродили коровы, овцы, козы, пахло навозом, а не кровью. Каждый из нас
во все глаза смотрел на это удивительное явление. Наперерез строю мчались с рас-
пущенными крыльями курица и петух.
— Давай, давай, Петя, жми! Не догонишь, так согреешься! — орал Леготин.
И мы от души хохотали на всю Большую Ивановку. Ах, как давно мы не хохотали
так!.. Расквартировали нас по избам, похожим на сибирские. На наши приветствия
полнотелая молодая хозяйка ответила лукавой улыбкой. Леготин, глядя на русскую
печь, спросил:
— Тетя, кто у вас спит на печке? Кости бы погреть.
— Она холодная. Топлю редко. Муки нет. Стряпать хлеб не из чего.
Мы все еще топтались у порога, не зная, куда проходить.
— Располагайтесь в комнате за заборкой, вход с кухни, — сказала она, направ-
ляя сосок в открытый рот ребенка. — Чего уставились, идите!
Но глаза не отрывались от белой женской груди.
— Валяйте, валяйте, а то зрачки лопнут!
Борис заглянул в лицо ребенку, спавшему на руках матери:
— Солдат будущий или девка? Сколько ему?
— Третий месяц.
—A кто муж? Почему не в армии?
У женщины вмиг запылало лицо. Она повернулась к люльке, висевшей на пру-
жине у койки, положила мальчонку. Веснушчатая шея стала рыжее косы.