Упрощенная HTML-версия
Иннокентий ЧЕРЕМНЫХ
ê
226
Подошла моя очередь, сердце хочет выскочить. Шишлянников, напрягая го-
лос, кричит:
— C уставом партии знаком?
Я вроде и зубрил его, а от волнения ничего не мог вспомнить.
—Вроде знал! — кричу, бросая взгляд на пикирующий самолет. — Теперя все
из головы вылетело!
Комиссар и майор Бондаренко усмехнулись.
— Каким должен быть член партии?
— Не слышу! Оглушило!
— Расскажи о событиях на нашем фронте!
— Наши войска приостановили немцев! На Орловском направлении перешли
в наступление!
— C ушами у тебя нормально, а вот с уставом плохо, — слова полковника
вогнали меня в краску.
— Давно разведчиком?
— Как дивизия сформировалась…
— Почему вступаешь в кандидаты в члены партии?
Я мог бы сказать почему, но стеснялся. Помолчав, говорю:
— Такого вопроса в уставе нет.
— Ого! Значит, читал устав? — вроде удивился майор Бондаренко. И посмот-
рел на Шишлянникова: — Есть предложение принять.
Возражений не было. Отправляя меня в политотдел с какими-то свернутыми в
трубочку бумагами, комиссар роты наказал:
— Попутно и сфотографируйся на кандидатский билет.
На трофейном темно-гнедом жеребце я во весь опор вылетел из горящей рощи,
понесся к подсолнуховому полю, едва не налетев на замаскированные орудия, мино-
меты, повозки. На проселочной дороге дал полную волю жеребцу, и он поскакал с
еще большей резвостью, обгоняя и встречая обозы. И так — до самого села. По ули-
це вроссыпь тянулись раненые. Вдоль дороги — забывшие побелку, мрачные хаты…
Жилым не пахло. Лишь из окна кособокой хатенки выглядывала медсестра в белой
повязке. Поравнявшись с ней, я отдал честь, а она не ответила, даже не взглянула на
меня, закрыв створку. Мне нужен был вазелин, и я спешился, зашел в хату.
— Еще раз здорово живем! — говорю. — Дай какую-нибудь мазь. Морда об-
ветрела.
Она, прищурив глаза от дыма самокрутки, недовольно сморщилась, села за
стол и стала торопливо писать. Все существо мое было охвачено чувством радости,
и я похвастал:
— В кандидаты приняли, сниматься еду. Лицо надо смазать.
Она кивнула головой на скамейку, что стояла в простенке между окнами:
— Подожди.
Я сел и стал оглядывать хату: деревянные раскладушки торцом к русской печ-
ке заботливо прибраны. У двери на гвоздях висят шинели, карабины, медсумка.
— Тьфу! — не отрываясь от письма, она выбросила потухший окурок. Крепко
загоревшее лицо девушки кого-то напоминало мне, я ее где-то раньше видел... И
вспомнил! Глубокой осенью я полз с термосом на спине, болячками на коленях,
ощущая каждый осколок. От траншеи по нейтралке два-три броска — и горящий
танк, в нем наш НП. Перевалил бугорок... Бу-ум! — снайпер прошил мой термос,
из пробоины хлестанул суп. Я пополз быстрее: успеть надо, пока жижа не вытек-
ла. Опять звякнула пуля, но уже будто о пустое ведро. Осторожно взглянул я через
плечо на термос. Фьюить! — пилотку с головы сорвало. Едва не бороздя землю