Упрощенная HTML-версия
В СОРОК ВТОРОМ
ê
243
ны и ребятишки: мужчин, кроме раненых, в городе совсем не встретишь. Слышно,
как звенят ведра, грохочет разматываемая цепь. Коромысла над плечами женщин в
закатном свете издали похожи на винтовки.
И вот я впервые перешел через овраг. Здесь так же пустынно и тихо, как на
госпитальной стороне. Возле колодца женщины ждут своей очереди.
—Там мы живем. —Надя показала на двухэтажный деревянный дом с желты-
ми ставнями и карнизами.
Мы укрылись за изгородью. Пахло полынью и огородами — так всегда пахнет
на окраине. Нам тревожно от нашей близости, оттого, что нас никто не видит.
— У тебя пуговица расстегнулась, — сказал я, наклоняясь к ней.
Моя ладонь коснулась вздрогнувшей груди. Надя испуганно оттолкнула руку и
застегнула воротник. Потом рассмеялась:
— Извините, товарищ лейтенант!.. Ты, наверное, придира был невозможный.
Гонял своих бойцов? — Я знал, что она не думает этого, и не спорил.
— Нужно застегивать гимнастерку, — повторил я строго и совсем близко на-
клонился к ее лицу. Наши щеки почти касались.
— Не надо, Вася, — неуверенно попросила она.
— Вот где она! — раздался позади нас злобный девчоночий голос. — Целу-
ются!
От испуга и неожиданности мы отшатнулись друг от друга. Надя оправила
гимнастерку. Тринадцатилетняя бестия в белой кофточке с пионерским галстуком
сверлила старшую сестру презрительно сощуренными глазами.
— Выследила? — спросила Надя.
— Этого еще не хватало — выслеживать. Она же меня стыдит. Сама целуется
со всяким... —Меня эта злюка не хотела замечать.
— Ты еще не выросла запрещать сестре целоваться, — подал я голос в защиту
Нади. Девочка набросилась на меня:
— Так у нее жених. Она невеста... Коля Сидоров... Они вместе учились. Он на
фронте! — выкрикивала она, чуть не плача. Каждым словом она будто стегала меня
по лицу. — Как вам не стыдно?
— Нинка, замолчи! — цыкнула на нее Надя. — Это не твое дело. Не кричи.
На меня сколько хочешь, а на него не смей! — Нина демонстративно повернулась и
ушла, не оглядываясь.
Темень наполнила овраг почти до краев, видны были только верхние марши
лестницы. За Надиной спиной слабо светилось еще не остуженное после заката
небо.
— Вася. — Надин голос показался мне незнакомым. — Нина правду сказала.
Мы не должны встречаться. Не провожай меня больше. Слышишь? Это я виновата:
нужно было сразу сказать.
Я не знал, что ей ответить.
Бесцветное, не черное и не синее небо висело над крышами. Я ненавидел это
небо, ненавидел запах полыни, горький до тошноты.
Перила у лестницы скособочились, опираться на них было опасно, прогнив-
шие ступеньки трещали и гнулись. Рядом с лестницей, посреди травы, бледной
полоской виднелась дорожка. Я шагнул на нее, но в темноте неверно определил
высоту: мне показалось — рядом, а было около метра, и хотя я подогнул ногу, удар,
мгновенный, как пуля, опрокинул меня. Стиснув в руке тросточку, я кувырком по-
катился в овраг.
Долго приходил в себя. Было так больно, что я боялся шевельнуться. Бинты
ослабли, по правому локтю из-под них сочилась кровь...