Упрощенная HTML-версия
УРОКИ ФРАНЦУЗСКОГО
ê
363
нуться монеты, исподтишка подталкивает ее к пальцу, я обомлел. Взглядывая на
меня и почему-то не замечая, что я прекрасно вижу ее чистой воды мошенничество,
она как ни в чем не бывало продолжала двигать монету.
— Что вы делаете? — возмутился я.
— Я? А что я делаю?
— Зачем вы ее подвинули?
— Да нет же, она тут и лежала, — самым бессовестным образом, с какой-то
даже радостью отперлась Лидия Михайловна ничуть не хуже Вадика или Птахи.
Вот это да! Учительница, называется! Я своими собственными глазами на рас-
стоянии двадцати сантиметров видел, что она трогала монету, а она уверяет меня,
что не трогала, да еще и смеется надо мной. За слепого, что ли, она меня прини-
мает? За маленького? Французский язык преподает, называется. Я тут же напрочь
забыл, что всего вчера Лидия Михайловна пыталась подыграть мне, и следил только
за тем, чтобы она меня не обманула. Ну и ну! Лидия Михайловна, называется.
В этот день мы занимались французским минут пятнадцать-двадцать, а затем
и того меньше. У нас появился другой интерес. Лидия Михайловна заставляла меня
прочесть отрывок, делала замечания, по замечаниям выслушивала еще раз, и мы не
мешкая переходили к игре. После двух небольших проигрышей я стал выигрывать.
Я быстро приловчился к «замеряшкам», разобрался во всех секретах, знал, как и
куда бить, что делать в роли разыгрывающего, чтобы не подставить свою монету
под замер.
И опять у меня появились деньги. Опять я бегал на базар и покупал молоко —
теперь уже в мороженых кружках. Я осторожно срезал с кружка наплыв сливок,
совал рассыпающиеся ледяные ломтики в рот и, ощущая во всем теле их сытую
сладость, закрывал от удовольствия глаза. Затем переворачивал кружок вверх дном
и долбил ножом сладковатый молочный отстой. Остаткам позволял растаять и вы-
пивал их, заедая куском черного хлеба.
Ничего, жить можно было, а в скором будущем, как залечим раны войны, для
всех обещали счастливое время.
Конечно, принимая деньги от Лидии Михайловны, я чувствовал себя неловко,
но всякий раз успокаивался тем, что это честный выигрыш. Я никогда не напраши-
вался на игру, Лидия Михайловна предлагала ее сама. Отказываться я не смел. Мне
казалось, что игра доставляет ей удовольствие, она веселела, смеялась, тормошила
меня.
Знать бы нам, чем это все кончится...
...Стоя друг против друга на коленях, мы заспорили о счете. Перед тем тоже,
кажется, о чем-то спорили.
— Пойми ты, голова садовая, — наползая на меня и размахивая руками, дока-
зывала Лидия Михайловна, — зачем мне тебя обманывать? Я веду счет, а не ты, я
лучше знаю. Я трижды подряд проиграла, а перед тем была «чика».
— «Чика» не считово.
— Почему это не считово?
Мы кричали, перебивая друг друга, когда до нас донесся удивленный, если не
сказать, пораженный, но твердый, звенящий голос:
— Лидия Михайловна!
Мы замерли. В дверях стоял Василий Андреевич.
— Лидия Михайловна, что с вами? Что здесь происходит?
Лидия Михайловна медленно, очень медленно поднялась с колен, раскраснев-
шаяся и взлохмаченная, и, пригладив волосы, сказала:
— Я, Василий Андреевич, надеялась, что вы постучите, прежде чем входить
сюда.