Упрощенная HTML-версия
Валентин РАСПУТИН
ê
362
как бить монетой о стену — ребром ли или плашмя, на какой высоте и с какой силой
когда лучше бросать. Мои удары шли вслепую; если бы вели счет, я бы на первых
же минутах проиграл довольно много, хотя ничего хитрого в этих «замеряшках» не
было. Больше всего меня, разумеется, стесняло и угнетало, не давало мне освоиться
то, что я играю с Лидией Михайловной. Ни в одном сне не могло такое приснить-
ся, ни в одной дурной мысли подуматься. Я опомнился не сразу и не легко, а когда
опомнился и стал понемножку присматриваться к игре, Лидия Михайловна взяла и
остановила ее.
— Нет, так неинтересно, — сказала она, выпрямляясь и убирая съехавшие на
глаза волосы. — Играть — так по-настоящему, а то что мы с тобой как трехлетние
малыши.
— Но тогда это будет игра на деньги, — несмело напомнил я.
— Конечно. А что мы с тобой в руках держим? Игру на деньги ничем другим
подменить нельзя. Этим она хороша и плоха одновременно. Мы можем договорить-
ся о совсем маленькой ставке, а все равно появится интерес.
Я молчал, не зная, что делать и как быть.
— Неужели боишься? — подзадорила меня Лидия Михайловна.
— Вот еще! Ничего я не боюсь.
У меня была с собой кой-какая мелочишка. Я отдал монету Лидии Михайлов-
не и достал из кармана свою. Что ж, давайте играть по-настоящему, Лидия Михай-
ловна, если хотите. Мне-то что — не я первый начал. Вадик попервости на меня
тоже ноль внимания, а потом опомнился, полез с кулаками. Научился там, научусь и
здесь. Это не французский язык, а я и французский скоро к зубам приберу.
Мне пришлось принять одно условие: поскольку рука у Лидии Михайловны
больше и пальцы длиннее, она станет замерять большим и средним пальцами, а я,
как и положено, большим и мизинцем. Это было справедливо, и я согласился.
Игра началась заново. Мы перебрались из комнаты в прихожую, где было сво-
боднее, и били о ровную дощатую заборку. Били, опускались на колени, ползали по
полу, задевая друг друга, растягивали пальцы, замеряя монеты, затем опять подни-
маясь на ноги, и Лидия Михайловна объявляла счет. Играла она шумно: вскрики-
вала, хлопала в ладоши, поддразнивала меня — одним словом, вела себя как обык-
новенная девчонка, а не учительница, мне даже хотелось порой прикрикнуть. Но
выигрывала тем не менее она, а я проигрывал. Я не успел опомниться, как на меня
набежало восемьдесят копеек, с большим трудом мне удалось скостить этот долг до
тридцати, но Лидия Михайловна издали попала своей монетой на мою, и счет сразу
подскочил до пятидесяти. Я начал волноваться. Мы договорились расплачиваться
по окончании игры, но, если дело и дальше так пойдет, моих денег уже очень скоро
не хватит, их у меня чуть больше рубля. Значит, за рубль переваливать нельзя — не
то позор, позор и стыд на всю жизнь.
И тут я неожиданно заметил, что Лидия Михайловна и не старается вовсе у
меня выигрывать. При замерах ее пальцы горбились, не выстилаясь во всю дли-
ну, — там, где она якобы не могла дотянуться до монеты, я дотягивался без всякой
натуги. Это меня обидело, и я поднялся.
— Нет, — заявил я, — так я не играю. Зачем вы мне подыгрываете? Это не-
честно.
— Но я действительно не могу их достать, — стала отказываться она. — У
меня пальцы какие-то деревянные.
—Можете.
— Хорошо, хорошо, я буду стараться.
Не знаю, как в математике, а в жизни самое лучшее доказательство — от про-
тивного. Когда на следующий день я увидел, что Лидия Михайловна, чтобы кос-