Упрощенная HTML-версия
НЕЖДАННО-НЕГАДАННО
ê
373
машины изнутри, Сеня поразился ее адовой простоте и изобретательности, какому-
то беспрерывно громыхающему взрыву, раскидывающему полосатые тюки.
Они договаривались с Людмилой пойти после «Шанхая» в торговый центр на
базарной площади; сапоги могли залежаться там. Туда и отправился Сеня, надеясь,
что Людмила догадается, где его искать. Он подошел к главному входу и стал про-
гуливаться, наблюдая тутошнюю жизнь. Везде, на каждом шагу, теперь сделалось
интересно. Неподалеку, слева, мучили медведя, облезшего, полуживого и старого,
выставив его как приманку для фотографирования. Медведь стоял на задних лапах,
уронив голову и исподлобья косясь на окруживших его ребятишек; видно было,
что он давно смирился и с цепью на шее, и с тем, что жизнь его кончилась; потом
перевалился на все четыре лапы, цепь загремела, ребятишки завизжали, а медведь
понуро, по-собачьи, ткнулся мордой в бетон, что-то там вынюхивая. Фотограф, тол-
стый мужик с бабьим лицом, хозяин медведя, сидел на складном стуле возле щита
с фотографиями и изображал улыбку на недовольном лице: на медведя глазели, а
под фотокамеру не шли. От массивного здания магазина уже ложилась тень, и под
нее пристроились прямо на бетонной плитке несколько цыганят и три старика, один
совсем безногий, на каталке. Сеня и за ними понаблюдал: давали совсем плохо, но
из малого больше всего перепадало безногому. Цыганята не выдерживали пустого
сидения, бросались канючить, хватали прохожих за руки — их отталкивали, зная,
что цыганское племя нынче богаче русского. И гремело из ларька, торгующего му-
зыкой, так оглушительно, что Сеня тряс головой и думал: а ведь этак недолго вы-
звать землетрясение.
Чтобы не разминуться с Людмилой, он поднялся по ступенькам и у самого
входа в магазин присел над последней ступенькой на край мраморной широкой
площадки. Туда и обратно, вверх и вниз сновал народ, это был субботний день, но
после «Шанхая» суета здесь крутилась спокойно и люди шли своими ногами, могли
разговаривать и понимать друг друга.
Тут-то и увидел Сеня эту девочку, точно слетевшую из сказки. Она сидела пря-
мо напротив, по другую сторону ступенчатого подъема. Сеня сначала не догадался,
зачем она сидит среди этого хоть и затихшего по сравнению с «Шанхаем», но все-
таки лежащего повсюду безобразия с нищими, медведем и бушующей музыкой, и
только обратил внимание на ангельское личико лет пяти-шести, промелькивающее
между проходящими. Не засмотреться на него было нельзя: дымно-белые волосы,
какие называют льняными, сразу уходили назад в тугую косу с темно-красным бан-
том, и лицо, чуть вытянутое, чистое, нежного и ласкового овала, было открыто. Гла-
за, нос, губы, щеки — все было вылеплено на этом лице с удивительной точностью,
чтобы ничто отдельно не выделялось, а вместе являло ангельский лик. Глаза не-
большие, глубокие, голубые; курносинка, та самая изюминка, которая делает лицо
занимательней; щеки без подушечек, ровные; рот правильный, со слегка оттопы-
ренной нижней губой. Нет, не лепилось это лицо взаимным наложением родитель-
ских черт, а выдувалось, как из трубки стеклодува, небесным дыханием.
Сеня так внимательно рассмотрел девочку, когда, заметив, что возле нее при-
останавливаются, подошел взглянуть, почему приостанавливаются. И увидел: на
коленях девочки, зажатый ногами, уже и не лежал, а стоял раскрытый пакет. В него
опускали деньги. Опускали и, отходя, оборачивались, чтобы полюбоваться. Девочка
склоняла головку, острые плечики ее подавались вперед, и монотонно и печально
повторяла:
— Спасибо. Спасибо. Спаси вас Бог. Спасибо.
На ней была синенькая курточка с большими накладными карманами и под-
вернутыми рукавами и плисовая оранжевая юбочка. То и другое старое, стираное,
но чистое. Красные сандалики поверху потрескались.