Упрощенная HTML-версия
НЕЖДАННО-НЕГАДАННО
ê
381
Катя поднималась поздно, спалось ей тут хорошо. Они завтракали в летней
кухне, стоящей во дворе, иногда для уюта подтапливая ее: ночи пошли прохладные.
Утренний распорядок у Гали с Сеней теперь изменился, они вставали, как обычно,
до света, но перехватывали спозаранку только горячий чай, набираясь аппетита и
раздвигая дела для неспешного общего завтрака. Сначала Галя заплетала девочке
косу, поварчивая на Сеню, как река поварчивает на берег, катая волны. Сеня стал
опять говорлив, что в последние годы, к утешению Гали, пошло на убыль, вспомнил
свою страсть фантазировать, выдумывать всякие истории, оставленную с тех пор,
как подросли дети. Усаживаясь за стол, прикрикивая для порядка, он говорил:
—Выхожу ночью на улицу, а ночь звездная, небо прямо полыхает, как в празд-
ник. Выхожу и любуюсь — хорошо ночью любоваться на звездочки. Вдруг слышу:
шу-шу, шу-шу. Кто-то шушукается. Я подумал сначала, что, может, звездочки с неба.
А незначай к огороду ближе подхожу — слышней. Если б звездочки — надо взле-
теть хоть сколько, чтоб ближе к ним. Крадучись продвигаюсь к огороду, спрятался
вот за этим углом. А это огурцы на грядке шушукаются. Задумали они сегодня дать
деру с гряды. О нас, говорят, забыли. И так жалобно повторяют: забыли, никому мы
не нужны, а пропадать, сгнивать безвинно мы не желаем.
— Я позавчера, уж под вечер, три ведра сняла, — оправдывалась Галя.
— Так и говорят, — подхватывал Сеня, — хозяйка позавчера сняла и забыла,
а нас надо каждый день обирать, мы в эту пору ходом идем. Сняла, говорят, и из
памяти вон, а мы уж желтенькие, как старички, к нам надо уважение иметь. И дого-
вариваются, значит, чтоб в двенадцать ноль-ноль, ежели останутся они без женского
внимания, совершить коллективный побег. А сейчас, — Сеня смотрел на круглые
настенные часы, — половина десятого.
Катя слушала его внимательно и равнодушно, изредка поднимая глаза, при-
стально всматриваясь в Сеню и словно говоря: а ведь я уже старше, мне эти сказки
рассказывать поздно. На все она смотрела со стылым вниманием. Подадут ей ва-
ренье — возьмет, намешает в чай и уставится в стакан, наблюдая, как синеет или
краснеет чай. А выпить, если не подтолкнуть, забудет. Скажут что-нибудь принес-
ти — на полдороге остановится и стоит, уставившись в одну точку. Сядет рядом с
кобелем, а подружились они быстро, обнимет его за шею и, оттянув нижнюю губу,
замрет. Кобель тычет ее — она дергается безвольно, тряпично, как неживая. Ела она
медленно и мало, молоко не пила совсем. На вопросы отвечала односложно, чаще
кивая или отмахивая головой, слова произносила с усилием.
Они шли с Галей собирать огурцы, и Катя чуть оживлялась, движения ее ста-
новились быстрее. Но каждый огурец она рассматривала, прежде чем опустить в
ведро, перекатывала в руках, точно руки грея или его согревая руками. Подняла
семенной огурец, и Галя ахнула с досады: огурцу полагалось еще полежать. Катя
испугалась так, словно ее прошибло током, порывисто протянула большой желтый
семенник Гале, быстро отдернула ручонку, когда Галя хотела принять, и заплакала.
Галя кинулась ее успокаивать, говоря, что их, этих семенников, на гряде вылежива-
ется на всю деревню, — и чем горячей успокаивала, тем отчаянней плакала девоч-
ка — бескапризно, беззвучно, сжав ручонками горло, в сдавливаемом припадке. Не
в силах видеть это, Галя опустилась на землю и тоже стала захлебываться в рыдань-
ях. Выскочил Сеня, глянул и скорей убежал, чтобы не залиться третьим ручьем.
Девочке дали обязанности, она должна была наливать курицам в корыто воды
и под вечер выносить им мешанку-толканку, как называла Галя какое-то варево из
картошки пополам с комбикормом. Курицы, приседая на бегу, сбегались шумно,
отпихивали молодых; петух, вскидываясь резким клекотом, принимался наводить
порядок. Ему не подчинялись. Галя ворчала, что петухи, как и мужики, теперь не
те, их перестали бояться. Катя особенно внимательно посмотрела после этих слов