Упрощенная HTML-версия
ГОД ЧУДА И ПЕЧАЛИ
ê
393
чая, на глаз сибиряка вполне обычная. Слева немного погодя начнут выписывать по
горизонту волнистую черту не то чтобы горы, а так, нечто среднее между холмами
и горами. Потом все же окажется, что это горная местность, опять же для Сибири
обычная, и через десяток-другой километров вы обязательно заскучаете, тем более
если еще и до Иркутска добирались поездом через всю Сибирь.
И вот, когда вы уже заскучаете непоправимо, когда либо в сон поманит, либо
книжку раскроете, когда расслабитесь на сиденье, когда печально примиритесь с
обычностью, — вот тогда и будет вам награда выше всяких ожиданий! Внезапно
распахнутся горы, и не расступятся, а именно распахнутся сразу на три измере-
ния — вверх, вдаль, вниз, и тотчас же откроется необычайное, окажется, что поезд
ваш идет по самому краю вершины высоченной горы, а точнее, по краю обычного
мира, за чертой которого, если вверх, то синева дневного космоса, если вдаль, то
беспредельная видимость горизонта, расписанного орнаментом бегущей с севера
на юг кривой линии остряков вершин Хамар-Дабана, но вниз если, то там откро-
ется ослепляющая взор страна голубой воды и коричневых скал, и это так глубоко
внизу, что вы можете забыться относительно того, где же вы сами в этот момент
находитесь: на поезде, или на самолете, или на орбите незнакомой планеты. Для вас
исчезнут стук колес, тряска вагона, для вас исчезнет само движение, потому что по
отношению к необъятности открывшейся панорамы скорость поезда смехотворна,
и вы как бы повиснете на краю фантастического мира, и вместе с движением поезда
прекратятся и мысли, и чувства, и все ваше суетное бытие преобразится в этот миг
в единое состояние восторга перед чудом!
Не все необычное есть чудо. Чудо — понятие нравственное. И вы убедитесь
в том, если сможете оторваться в этот момент от окна и взглянуть на лица справа и
слева от вас, что также приросли к окнам. Вы тогда увидите в этих лицах редчай-
шее выражение доброты, открытости, искренности, вы осязаемо уловите тогда факт
того самого подобия, коим человек отличается от всякой прочей твари и что делает
его собственно человеком...
Чудо, что откроется вам, если вы сядете в иркутскую электричку у окна по
ходу поезда, зовется Байкалом, и он будет одним из главных героев повести, ко-
торую я начинаю наконец, заверяя читателя в абсолютной правдивости каждого и
впредь сказанного мною слова!
1
Мы уезжали жить на железнодорожную станцию на Байкале. Там учителями
в железнодорожной школе должны были работать мои родители, стало быть, и мы
становились железнодорожниками, отчего для переезда нам выделили отдельный
товарный вагон. Отец несколько раз куда-то бегал, несколько раз приходили какие-
то люди, проверяли бумаги и буксы, потом нас долго мотали по станционным путям
туда-сюда, и лишь к вечеру мы оказались в середине состава таких же, только за-
крытых и запломбированных вагонов, и уже совсем к ночи несколько громоподоб-
ных рывков грохотом и лязгом возвестили о том, что мы поехали.
К Байкалу мы подъехали в ночь на третьи сутки. Тщетно я вглядывался в двер-
ную щель. Темнота, как назло, была непроглядная. Но на первой же остановке я
сразу обратил внимание на незнакомый шум. Что-то большое и тяжелое вздыхало
не то сердито, не то угрожающе где-то совсем рядом с вагоном, и от этих вздохов
несло холодом и сквозняком, и воздух был совсем не такой, как везде раньше, поче-
му-то все время хотелось вдохнуть его как можно больше, и оттого кружилась голо-
ва и грудь распирало то ли свежестью, то ли сыростью, а запах, шедший оттуда, из