Упрощенная HTML-версия
Леонид БОРОДИН
ê
398
же она спасла от укуса гадюки, и, когда старуху Васину кто-нибудь начинал ругать,
Юрка хмурился и предупреждал: «Кто Васину тронет, тому хвоста накручу!»
«Накрутить хвоста» — было самой страшной угрозой. Почти все семьи де-
ржали коз. Иногда по десяти. Летом козы сами по себе паслись на горах и скалах, на
зиму им запасали сено. За домами поселка вся падь была расквадрачена огородами.
А коза и огород — это как кошка и мышка. По общему убеждению, и это, кажет-
ся, подтверждала и практика, единственным средством отучить козу или козла от
огорода было — «накрутить хвоста», то есть, поймав козу в огороде, ее и без того
жалкий хвост крутили винтом до тех пор, пока ее блеяние не превращалось в отча-
янный рев. Уже отпущенная, коза, со всех ног уносясь прочь, еще долго кричала на
все ущелье, иногда продолжала кричать, забравшись на ближайшую скалу и обра-
тясь бородатой мордой к своим мучителям, которые смотрели на нее снизу вверх с
жестоким торжеством, назидательно покачивая головой и приговаривая: «Ужо не
полезешь!»
Юрка пользовался у всех мальчишек большим авторитетом еще и из-за своего
брата-киномеханика. Личное знакомство с Юркиным братом для каждого было вы-
сшей честью. Этой чести почему-то Юрка решил удостоить меня, ничем еще того
не заслужившего. Юрка пригласил меня назавтра на рыбалку, то есть я должен был
быть третьим в их компании с братом, и Валерка, например, мне откровенно поза-
видовал. На днях ожидалась третья серия «Тарзана», денег же больше, чем на один
сеанс, у родителей едва ли выпросишь!
За весь день солнце обошло ущелье кругом и к вечеру присело на другую ска-
лу и, кажется, больше уже никуда двигаться не собиралось. К вечеру стало прохлад-
нее. Прежде чем пойти со Светкой в падь за коровами, я забежал домой, где меня
снова насильно накормили, и надел куртку.
Через весь поселок мы дошли по дороге до школы. Там дорога, сделав петлю,
уходила дальше, сильно сузившись и чем дальше, тем больше становясь каменис-
той. Вся падь и в самом широком месте была не более ста метров в ширину, а теперь
за поселком она все более и более суживалась, и везде по обе стороны дороги лепи-
лись огороды, так что дорога шла все время между заборами.
Еще утром, когда смотрел с крыльца, заметил я высокую скалу, что как бы
запирала ущелье и в то же время возвышалась над ним. Теперь, чем дальше мы
шли от поселка, тем стремительнее, гораздо быстрее нашего приближения к ней,
она вырастала перед нами и тем более приковывала мое внимание. Это была совсем
необычная скала. На ней не росли деревья, и только на самой вершине под небом
стояла сосна, и было у этой сосны всего четыре ветви. Две верхние, что поменьше,
поднимались к небу, две другие были опущены вниз почти вдоль ствола. И хотя со-
сна эта была далеко и высоко, но на фоне закатом подсвеченного неба она виделась
вся, во всех деталях ствола и ветвей. Сама скала походила на полуразрушенную
башню, потому что вокруг нее кругом были завалы камней, разных и огромных,
некоторые как дом, и на них ни одного кустика.
Светка заметила мое внимание.
—Это Мертвая скала! Так ее называют. На нее нельзя лазить! Она вся сыплет-
ся! Вишь, сколько камней! Это все с нее свалилось! В прошлом году Ляскина корова
вон туда забралась, и ее камнями убило!
Мы подошли уже совсем близко к Мертвой скале, солнца за спиной уже не
было, но оно еще было на небе, и на фоне этого неба скала казалась мрачной, злове-
щей и как будто о чем-то сознательно молчащей...
Каждый знает, что если из темной комнаты взглянуть на светлое окно, а потом
закрыть глаза, то в закрытых глазах еще долго будет стоять силуэт окна и рамы, и
даже форточки.