Упрощенная HTML-версия
ГОД ЧУДА И ПЕЧАЛИ
ê
457
С другой стороны, все они были не виноваты. Они же ничего не знали и счита-
ли, что я как дурак влюблен. Я бы на их месте вел себя так же.
Раза два я лазил на Мертвую скалу и, спасаясь от пристального взгляда Сармы
(все чувствует старуха!), просиживал с Байколлой несколько часов, подробно рас-
сказывая ему о дочери.
Но первого октября случилась настоящая беда. В тот день на севере Байкала
был сильнейший шторм, и до нас баргузин дошел огромными валами, хотя день
был теплый и солнечный, а ветер лишь чуть-чуть.
Со второго урока нас повели на медосмотр в поликлинику, что стояла на самом
берегу Байкала. После медосмотра все мы рассыпались по берегу — такие волны
бывают не каждый день! Ри стояла на высоком, почти остроконечном камне и тоже
смотрела на волны. Она смотрела так, будто вспоминала что-то. Она вся устреми-
лась вперед, губы ее шевелились, а руки, казалось, вот-вот вскинутся навстречу
чему-то, что появится впереди или вспомнится... Она была такая красивая в этот
момент, что можно было взглянуть и умереть! И я, забыв обо всем, что кругом маль-
чишки и девчонки, тоже забрался на камень и, кое-как найдя опору ногам на ребрах
камня, встал рядом с ней.
Волна с размаху налетала на камень, взлетала вверх по отвесному склону его,
но, не дотянувшись до наших ног, опрокидывалась навзничь и словно заглатыва-
ла сама себя, уже подмятая другой волной, такой же яростной, такой же горбатой.
Волны были с коричневым оттенком, а вода мутная, а там, вдали, над самой водой
носились рваные черные и серые тучи, раздразнивая волны и ускоряя их бег.
На камне было очень мало места, и я стоял, почти касаясь плеча Ри, а волосы ее
при малейшем дуновении ветерка мягко били меня по лицу, и я весь дрожал, боясь
потерять равновесие. Она даже не заметила, что я стоял рядом. Она так пристально
смотрела вперед, так погружена была в свои мысли, что даже если бы я коснулся ее
руки, то могла не почувствовать!
Я стоял очень близко и потому только, несмотря на грохот волн, услышал вдруг
одно слово, которое она произнесла несколько раз.
—Баргузин! Баргузин! —шептала она, словно вслушиваясь в это слово, будто
прислушиваясь к нему. И тут, забыв о предупреждениях Сармы, вообще забыв обо
всем, я произнес у нее над ухом это слово так, как оно звучало в Долине Молодого
Месяца:
— Баргуззи!
И в ту же секунду волна ударила Ри по ногам, она вскрикнула, покачнулась,
ноги ее соскользнули с вершины камня, и она, потеряв равновесие, упала и покати-
лась по склону камня к воде. Я успел схватить ее за руку, втащил на камень и увидел
ее испуганные глаза и кровь на кисти руки. К нам уже бежали, уже окружили нас,
уже учительница, обняв Ри, повела ее в поликлинику, и только тогда, опомнившись,
я крикнул кому-то проклятие и, рискуя поломать ноги, помчался по берегу, прыгая
с камня на камень. Несколько раз меня настигала волна, но я этого не замечал. От-
бежав далеко, за поворот, откуда не виден был поселок, я остановился и закричал
громко и истошно:
— Будь все проклято! Будь все проклято!
Я схватил камень и швырнул его на хребет волны. Хребет треснул, проглотил
камень и вскинулся на меня пеной.
— Вот тебе! Вот тебе! — кричал я и бил волны камнями. Но волны смеялись
надо мной.
Я сел на камень, обхватил лицо руками и шептал: «Гад! Гад!» Я был противен
сам себе! Я презирал и ненавидел себя!