Упрощенная HTML-версия
Леонид БОРОДИН
ê
456
Потом еще хуже. Юрка дернул ленточку, что стягивала волосы Ри, и я на следую-
щей перемене отчаянно подрался с ним.
Еще худшее случилось на уроке географии. Прошлый раз учительница расска-
зывала о происхождении Байкала, о том, что будто бы пятнадцать миллионов лет
назад Байкал образовался во время сброса, то есть провала или трещины, ну и так
далее. Особенно меня возмутили эти пятнадцать миллионов! Учительница расска-
зывала так, будто присутствовала, когда все это происходило, как будто она могла
себе представить, что такое пятнадцать миллионов лет! Ведь не могла же!
А назавтра она именно меня вызвала к доске. Я стоял и молчал сначала. Она
повторила: «Ну, так как же образовался Байкал?»
— Не знаю! — грубо ответил я. — И никто не знает!
— Как же это не знает! — удивилась она. — Я же вам вчера рассказывала, что
пятнадцать миллионов лет назад...
—А вы что, считали эти миллионы? — спросил я ехидно. Учительница расте-
рялась. Она была еще молодая, а я раньше никогда не грубил...
— Не я считала, а наука... — сказала она, моргая.
— Наука! — презрительно ответил я.
— Сядь!
Весь класс смотрел на меня удивленно, и Ри тоже, и это было очень обидно,
ведь я защищал предание!
Дальше случилось еще хуже! Учительница вызвала Ри и велела ей рассказать
о происхождении Байкала.
— Пятнадцать миллионов лет назад... — начала Ри, и я больше выдержать не
мог. Я хлопнул два раза крышкой парты и крикнул на весь класс:
—Молчи! Не смей! Молчи!
Побледнев, трясущимися губами учительница велела мне выйти из класса. То
есть я совершил неслыханное — сорвал урок!
Ну, что рассказывать о последствиях! Самое грустное — я вовсе не хотел оби-
деть учительницу, а она решила, что я все это проделал специально, и весь следую-
щий урок проплакала в учительской. Я, конечно, извинился, но не в этом дело...
Единственный, кто понимал меня, это был Друг. На второй учебный день я
пришел с ним к школе после занятий и дождался, когда интернатские ребята вышли
на улицу. Ри была среди них. Я наклонился к самому уху собаки и сказал:
— Смотри! Вот она! Видишь!
Друг заволновался, замахал хвостом, прося разрешения подойти к ней. Я раз-
решил. Ри испугалась и спросила:
— Он не кусается?
Я только усмехнулся. Друг встал на задние лапы, положил передние ей на пле-
чи и лизнул в лицо. Я свистнул, помчался прочь, потом начал карабкаться по склону
ущелья. Друг догнал меня, и мы долго барахтались с ним в кустах, боролись и гоня-
лись друг за другом по склону горы, а потом, обнявшись, лежали на камне и думали
об одном и том же.
А змееныш моей печали рос и превращался в змею. Я не мог жить рядом с до-
черью Байколлы и не разговаривать с ней, мне нужно было, чтобы она хоть иногда
смотрела на меня, хоть иногда что-нибудь говорила мне, но чем дальше, тем невоз-
можнее было найти предлог для сближения. Генка, мой друг, начал слишком часто
брать у нее тетрадь на списывание, как будто ни у кого другого нельзя было списать!
А Валерка вообще! Я своими глазами видел, как он послал ей на уроке ботаники
записку. Светка же прямую подлость сделала, пустила на меня кличку: «Риммочкин
здыхатель».