Упрощенная HTML-версия
Евгений СУВОРОВ
ê
484
вать: он уже обстрелянный, знает, что почем, и задаром жизнь не отдаст. И просил
еще беречь ребятишек…
Каждый издали узнавал свою косу, сам снимал ее с высокого дощатого забора.
Тимошка пристально взглядывал на приходившего — будто старался понять что-то
еще, недосказанное, — и снова принимался пилить и строгать под сараем с еще
большим усердием.
Женщины вчера договорились с дедом Игнатом, чтобы он разрешил косить
поближе к деревне, а не за двенадцать километров в Тонкой падушке: оттуда с поко-
са только к ночи приедешь. Дед Игнат поскреб в затылке, надвинул на лоб зеленый
картуз, чтобы легче думалось, согласия не дал, но и не запретил: мол, делайте, как
хотите. С бабами, он знал, лучше не ссориться. «Бабы, — говорил он с первого дня,
как его поставили бригадиром, — сегодня так же поработаем, а завтра отдохнем!»
Бабы смеялись или молчали, зная, что отдыха, наверно, никогда не будет. Чтобы
бригадир не сердился, они уговорили заняться стряпней самых древних старух.
Косили в колхозном утуге, около пасеки. Трава была в пояс, с длинными по-
желтевшими метелками пырея, с веселыми кругами дикого клевера и медуницы,
сверкала тысячами дождевых росинок. Пчелы обиженно взлетали, когда цветы с
ярко-зелеными листьями густым веером падали к земле. Зазевавшейся пчеле или
уснувшему шмелю приходилось тратить немало усилий, чтобы, отчаянно жужжа,
выбраться из-под тяжести скошенных цветов…
Разноцветные ульи стояли на горке в березовом лесочке с редкими соснами. В
самом начале горки, близко к дороге, защищенной с северной стороны густым бе-
резняком, так и манил к себе маленький сказочный домик с двускатной крышей —
зимник для пчел. Другой домик, поновее, стоял в глубине берез — в нем три-че-
тыре раза за лето качали мед. От улья к улью с дымокуром медленно передвигался
Максим Зиновьев. Даже отсюда, с падинки, покосчикам было видно, как он хромал:
первый комбайнер колхоза «Октябренок» недавно вернулся с фронта без ноги — на
протезе. Он грозился в уборочную перейти на свой «Коммунар» с деревянной пло-
щадкой для мешков, и все знали: это так и будет. Максим с виду слабенький: кажет-
ся, толкни — и упадет, а с пути его не своротишь.
Совка с Витей просидели под черемухой у дома Корольковых до самого утра,
пока не перестал дождь. Несмотря на бессонную ночь, Витя косил, как будто на сво-
ей гармошке играл: прокосы широкие, чистые, никакого отдыха ему не надо было.
Совка не уступала.
Ей еще только исполнялось семнадцать, а выглядела она старше, как у нас
говорили в таких случаях: «Просилась замуж». Полшколы, когда она училась еще
в шестом классе, писали ей письма, клялись в вечной дружбе и даже любви, а до-
сталась она Вите Королькову — за его веселость и отчаянность. Один раз, чтобы
обратить на себя внимание, семиклассник Витя Корольков прыгнул на лыжах с
двухэтажной школы. Нырял с высоких перил моста в мелкую речку, на полном ска-
ку нарочно падал с лошади — и ничего! Обо что бы он ни ударялся, только крепче
делался…
Весной на пахоте трактор гудел сутками — трактористы менялись на ходу.
Мотор однажды настолько раскалился, что факелом вспыхнул среди ночи. Прицеп-
щик побежал в деревню, Витя один сумел спасти своего «красноармейца» — так
он называл колесный трактор с железным сиденьем, с поблескивающими острыми
шипами на задних колесах…
На покосе бадонские как бы заново увидели жениха и невесту. Витя с Совкой и
косили рядышком — не хотели расставаться ни на одну минуту! Да и немного этих
минут у них оставалось…От Совки глаз оторвать нельзя было: если кто-то из ребят