СОВКА
ê
533
чувствую запахи полей и соснового леса и с жадностью вглядываюсь в лица на ав-
тобусной остановке. Особенно любил смотреть на молодых женщин: какая-нибудь
тогда, раньше, могла стать моей женой…
Из-за неподвижной гряды облаков над Школьным лесом вот-вот появится сол-
нце, и тогда немного поутихнут толпы звенящих комаров и мошки, так облепивших
мою одежду, что она кажется покрытой светло-серыми пятнами, которые лучше не
трогать. С лица я сгоняю комаров березовой веткой. На стлани, не успевшей про-
сохнуть от последнего дождя, все еще окутанной густым белым туманом, нет ни
одного свежего следа, я первый. Даже птицы на меня, так рано идущего, смотрят
как на своего — далеко не улетают.
Сворачиваю в лес по Третьей дороге. Она самая широкая, самая старая, со
множеством светлых луж и объездов, с клюквенным болотом по правую сторону, на
котором, правда не каждое лето, живут журавли. Мне все время кажется, что где-то
здесь, недалеко от журавлиного болота, вот под этим молодым сосняком, в котором
растут чуть ли не все грибы, была когда-то деревня… «Да, была, — скажет мне
потом один из старожилов. — Это не ты догадался, а это в детстве тебе говорили,
ты забыл и только вот теперь вспомнил…» И войны здесь не было, и затопления не
было — Ангара от нас далеко, — а деревни исчезали по-тихому. Не верилось, что и
на месте нашей вырастет такой же лес, по которому, вот как сейчас я, будет бродить
мой правнук и верить и не верить, что когда-то была здесь деревня и что родовые
корни его здесь, под этим лесом, как и мои на Буграх, на которых я побывал только
в прошлом году. И сумрачно мне стало, оторопь взяла, сожаление, что в начале моей
жизни и когда уже был подростком два или три дома оставались на Буграх, говорят,
жил еще в одном из этих маленьких домов какой-то старик, какой-то мой дальний
родственник. Неизвестно, кем и когда он похоронен… И ведь никакой особой дав-
ности нет — за полвека все оказалось преданным забвению, и ни креста, ни моги-
лы — кругом стоит лес, и в нем — следы старых пожарищ…
Я стоял на дороге, охваченный чувством, до этой минуты незнакомым мне или
знакомым лишь на словах или по догадке, что не просто так я живу на земле: от
меня многое ожидается, многое спросится, и я готов был к этому — воспоминания
укрепили меня. Я жалел о потерянном времени, которое не просто же так было мне
отпущено, а с каким-то значением. Я появился на свет, стал подрастать, и на меня
стали надеяться отец с матерью. А потом на тебя надеются все, даже те, кого ты
никогда не видел и не знаешь, и неважно, что с теми людьми тебя разделяют огром-
ные материки, моря и океаны, — расстояния ничего не значат. Однажды тебя кто-то
подведет и, что самое горькое, предаст один из самых близких твоих друзей, уйдет
любимая женщина, но главное — чтобы ты никого не подвел и тем более не предал.
Тогда жить можно, тогда есть на что надеяться.
Никогда и нигде эти мысли не приходили ко мне с такой остротой, никогда я не
осознавал себя так глубоко, как здесь, на родине моих предков…
Я смотрел на широкий просвет над клюквенным болотом, по которому сейчас
расхаживали два журавля. Чья-то тень промелькнула недалеко от дороги и скры-
лась за деревьями. Или мне почудилось, или я на самом деле увидел тень боковым
зрением? Комары отступились, и я стою не шелохнувшись и смотрю в ту сторону,
где скрылась тень. В ушах позванивало от лесной тишины, которую перед этим
нарушила своим криком желна, как будто предупредила лесных жителей о моем
присутствии. Не помню, чтобы я еще когда так долго стоял и ждал чего-то… Мое
терпение было вознаграждено: какая-то птица плавно, по крутой дуге, перелетела с
дерева на дерево. Какая птица, я не разглядел за густыми ветвями берез, старых осин
и ольшаника, в последние годы захватившего на вырубках огромные пространства
и заглушаюшего в этих местах все остальное.