Евгений СУВОРОВ
ê
534
Под прикрытием ольховых кустов, стараясь наступать только на мягкую траву,
я прошел по дороге, а точнее, по объезду с высокой колодиной, заросшей крохот-
ными елочками, возле которой даже в плохое лето попадались самые разные грибы,
скрытые от глаз кочками-великанами, на которых можно было сидеть, свесив ноги,
и треугольником соснового леса, в самом начале очень густого, непролазного, из
которого всегда вылетала какая-нибудь птица, а то и целый выводок. Их, наверное,
привлекал маленький, поначалу невидимый ручеек, бивший из-под старой мате-
ри-колодины. Человеку даже напиться из него было трудно, и я подумал: «Вот он,
ручей, из которого пьют только птицы!»
Тихое, светлое, вдохновенное место! Птицы посматривали на меня из своих
нехитрых укрытий и ждали, когда я уйду. «Тирли, да-да, тирли, да-да!» — вдруг
запела синичка, похожая на пушистый одуванчик, в который воткнута узкая ще-
почка-хвостик. Синичка до того распелась, до того ей самой понравилось, как она
умеет петь, что она не знала, что делать от удовольствия, и быстро, как попало пры-
гала с ветки на ветку вверх-вниз, вправо-влево, даже другие синички заслушались,
смотрели на веселую синичку, только изредка меняя место, чтобы лучше слышать.
Одна из них подлетела к певунье и не то угостила ее, не то просто дотронулась до
нее, восхищенная ее пением и весельем. «Ну тебя, ну тебя, ну тебя!..» —начала кап-
ризно выговаривать та, как будто хвасталась своими способностями, и я невольно
заулыбался.
Я вообще не хожу с ружьем по лесу, птицы об этом очень быстро догадыва-
ются и подпускают совсем близко. Большая птица, подслушав мои мысли, снялась
с березы и плавно, как будто я видел ее во сне, села на толстой безлиственной ветке
старой осины. Я ахнул: это была молоденькая сова! Раньше я встречал старых сов,
а это была молоденькая, вот почему я не сразу узнал ее. Я был в восторге, мне ви-
делся в этом какой-то хороший смысл. Я мог разглядеть каждое перышко, но видел
только ее большие загадочные глаза, в которые смотрел не отрываясь и чувствовал
себя заколдованным: ноги мои задеревенели, и сам я, казалось, вот-вот превращусь в
какое-нибудь дерево, на котором будет сидеть сова! Я знал про вечный взгляд совы,
слышал что-то про ее мудрость, но не ожидал, что сова может быть такой красивой!
Она давно обнаружила меня и, как будто зная, что я не опасен, медленно, как
настоящая красавица, поворачивала голову, улавливая малейшее движение и даже,
кажется, дыхание, которое я старался сдерживать. Я разглядел высокие, царствен-
ные брови, яркое ожерелье, которым не может похвастаться ни одна красавица в
мире, и — что меня поразило еще больше — привычную гордость в осанке… Сова
поворачивала голову так, будто смотрелась в зеркальце. Еще секунда, казалось мне,
и она сбросит с себя редкостные разноцветные перья и сойдет на землю красави-
цей в человеческом обличье, счастливая оттого, что кончились чьи-то злые чары, и
легко вздохнет от великолепного и чуждого ей наряда! Я готов был превратиться
в обгорелый пень, только бы она не улетала; я умолял не бояться меня и придавал
этому какое-то особенное значение; я, как и она мне, посылал какие-то сигналы, ко-
торыми пользовался только в раннем детстве, когда не хватало слов или когда слова
вовсе не нужны были и даже мешали. В эти мгновения, наверное, я был похож на
моего пращура, душа которого принадлежала природе, и он со страхом и любовью
преклонялся перед ее могуществом и красотой. Как я завидовал ему в эту минуту!
Сколько всего мне нужно преодолеть, чтобы матерь-природа снова, как и прежде,
считала меня своим сыном, наконец-то опомнившимся от дурного сна!
Сова таращила глаза в мою сторону, коротко и быстро поворачивала царствен-
ную голову — она не видела, но знала, что я стою на дороге возле заросшей коло-
дины, из-под которой выбивается маленький, спрятанный в траве ключик, который