Упрощенная HTML-версия
Валерий ХАЙРЮЗОВ
ê
552
ханов. — Этот филолог, Тимохов, поленился как следует связать свиней перед взле-
том. А они в воздухе взбесились, порвали веревки и начали носиться по самолету.
А в каждом хряке пудов по десять было. Самолет то на дыбы, то в пике. Хорошо,
Кеша приказал своему горе-помощнику открыть дверь. Ну, боровки, естественно,
без парашютов, — тут Брюханов скосил глаза на Анну Евстратовну, — как из стай-
ки, сиганули в бездну.
— Это же библейский сюжет! — воскликнула Анна Евстратовна. — Как толь-
ко бесы вселились в стадо, свиньи взбесились, завизжали и бросились с высоты в
воду.
—Ты, дочка, права, визг стоял на всю округу, — подтвердил Брюханов. —По-
том начались разборки, стали проверять, кто разрешил возить и почему. На одной
из таких партийных разборок кто-то возьми и заяви:
— Ну и что, что фронтовик! У него не самолет, а сарай, из которого свиньи
прыгают, куда хотят.
— И имя вам — легион, — ответил Михалыч партийцу.
А у того глаза из орбит, начал стращать, что сделает все, чтобы лишить Миха-
лыча пилотского. Михалыч не стерпел, взял и врезал «другану» в лоб. Его судили,
дали условный срок.
—Жалко, — неожиданно всхлипнула Анна Евстратовна.
— У них выхода не было.
— У свиней?
— Да я не о том! Жалко Иннокентия Михайловича.
— Я же говорил, он мужик с характером. Таким всегда тяжело.
—А вы еще хотели про медведя рассказать. Который в самолет залез, —вспом-
нила учительница.
— Там все очень просто, — махнул рукой Брюханов. — Охотники убили мед-
ведицу. А у нее осталось двое медвежат. Одного они предложили нам отвезти в
зверинец. А мы тогда работали на аэрофотосъемке. Поселили медвежонка у себя.
Особенно мишка любил сгущенку. Мы улетим — он ждет нас в пилотской. Но как
только заслышит звук мотора, бежит встречать самолет. Михалыч ему из своих за-
пасов обязательно баночку сгущенки давал. А потом мы улетели в город, и медве-
жонок ушел в тайгу.
Года через два мы прилетели и остались на ночевку. Утром прибегает техник,
глаза по плошке. Кричит: «Медведь забрался в кабину самолета!» Ну, мы с ружья-
ми на стоянку. Точно — медведь! Выпрыгнул из кабины и к Михалычу. Тот самый,
но повзрослевший. Пришел по старой памяти за сгущенкой. Мы его хотели взять
в полет и опустить в тайгу на парашюте. Шучу! У мишки бы разрыв сердца мог
случиться. Но скажу честно, и летчики-то не слишком жалуют тряпку. Ну, извини,
парашют. А уж тем более медведи. С ними мы летали, только когда сбрасывали
парашютистов, в других случаях — никогда. У нас говорили: лучше нырять с па-
рашютом, чем прыгать с аквалангом. Сколько лет уже прошло, но я с содроганием
вспоминаю свой первый прыжок.
Прыгали мы на По-2. Был такой самолет. Левая рука пилота вверх — пригото-
виться! Сердце — что колокол на пожаре! Переносишь ногу через борт, спускаешь-
ся на крыло и по команде «Пошел!» под углом сорок пять градусов отталкиваешься
и летишь в бездну. Эти несколько секунд остаются с тобой навсегда. А проделать
это сто раз! — умереть да и только! Позвольте поцеловать вашу руку.
Но Анна Евстратовна не позволила, она смущенно захлопала глазами и беспо-
мощно оглянулась на меня. Я решил прийти ей на помощь.
— Сегодняшняя посадка мне тоже запомнится надолго, — громко сказал я.