Валерий ХАЙРЮЗОВ
ê
566
Поняв, что разговор может повернуться в нежелательную для него сторону,
Вениамин прекратил поминать ссыльных, поскольку они здесь жили по принужде-
нию, а сидящие за столом — по собственной воле и никогда не жаловались, находя
в здешнем житье-бытье свои выгоды и краски.
Но Митрич уже завелся. Скинув с себя пиджак и выказав всем свою ослепи-
тельно белую нейлоновую рубашку, которая словно подчеркивала, что и здесь зна-
ют толк в моде, он глянул в упор на Вениамина своими глазами-щелочками.
Но тут поднялась Анна Евстратовна.
— Петр Дмитриевич! — ласковым и примиряющим голосом обратилась она
к директору. — Мы сегодня собрались по другому поводу. Давайте отложим уроки
диалектического материализма на завтра. А сегодня будем общаться.
— Нет, не отложим! Вот что я вам, дорогие гости, хочу сказать, — глухим
голосом продолжил Митрич. — До войны в наших краях жило двадцать пять
тысяч человек. Более трех тысяч здоровых мужиков и парней ушло на фронт.
Обратно не вернулось и половины. А сколько еще было выбито в гражданскую?
Ныне каждый год на учебу в город уезжают сотни, и обратно, как с фронта, почти
не возвращаются.
И тут мой командир вновь удивил не только меня, но и заезжих артистов и
всех, кто был приглашен на ужин. Он встал, высокий, красивый, и спокойным го-
лосом, так, как он обычно вел в воздухе связь с землей, начал читать стихи. Я их
слышал впервые.
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Присутствующий на ужине Мамушкин сказал, что Михалыч читал так, будто
устанавливал радиосвязь с далекими мирами.
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля.
Ватрушкин замолчал, в учительской повисла тишина. Молчание сломал
Митрич.
— Вы верно сказали, — директор кивнул в сторону Ватрушкина, — нас спа-
сает лес, тайга. Вырубим его, здесь будет пустыня. Кому захочется жить в пустыне?
Никому. Спасибо Аннушке, не побоялась, приехала в нашу глушь. Всем показала,
что жить интересно можно везде.
— Петр Дмитриевич, я не знаю, как вас отблагодарить, — улыбнувшись, ска-
зала Анна Евстратовна. — Такой теплоты, как здесь, я не встречала и, видимо, ни-
когда нигде не встречу. Я слушала вас и подумала: есть еще одна, но, может быть,
главная составляющая, та, что нас сохраняет, охраняет и скрепляет государство. Это
наш родной язык. Спасибо Иннокентию Михайловичу, что он вспомнил Анну Анд-
реевну Ахматову. В сорок втором она написала еще такие строки: