ê
АЛБАЗИНСКАЯ КРЕПОСТЬ
81
Воевода нерчинский, собрав рать, отдал ее под начало своего сына Андрея.
Сыну наказал крепость Албазин взять, воров схватить ночью и живьем доставить
для казни в Нерчинск. Непременно поймать надо Ярошку Сабурова, черного гра-
бежника, да его жонку воровскую — Степаниду рыжую. Твердил воевода сыну с
полуночи:
—Смотри, Андрюшка, живьем лови ватажных главарей!.. Живьем! Упаси бог,
чтоб лихие воры казни миновали!..
С тем сын воеводский и приготовился в далекий поход и казаков подобрал
в свою рать захребетников лихих, один к одному, бродяга к бродяге, при пиках и
бердышах, с самопалами и пушками. Собирался воеводский сын в поход словно на
иноземного врага.
Весенняя распутица миновала. Очистились воды реки ото льда, воеводские
ратные дощаники колыхала волна. Стояло в ряд десять кораблей: крутобокие, но-
вые, высмоленные. Плыть кораблям надо вниз по реке Шилке. Ходил воевода и
горд, и рад, и грозен. Да не всякая гроза страшна. Бывает и так: гром не из тучи...
Так и случилось с грозным воеводой.
Прискакал скорый гонец. Запоздал он с царской грамотой не от своей воли:
схватили его в степи степные татары. Едва гонец не пал головой, но грамотку цар-
скую сохранил.
Отбили гонца от степных татар русские охочие люди, ехал гонец окольным
путем, оттого и замешкался.
Воевода читал грамоту многажды, печать и лист смотрел на солнце, вновь читал
и вновь старательно разглядывал печать. Доподлинно, это была царская грамота.
«...В день святого ангела великого государя всея Руси повелеваем сжечь гра-
мотку нашу о казни вора и грабежника Ярошки Сабурова со товарищами. Воров тех
милуем, и надобно их сыскать и отныне ворами не злословить, осыпать почетом и
наградами. Ярофея же Сабурова именем нашим, великого государя Руси, ставим
приказчиком Албазина, а рать его именуем русским воинством царским и шлем жа-
лованье две тысячи серебром. И пусть Ярофей Сабуров с казаками те рубежи на
Амуре-реке сторожит и на тех рубежах стоит посмерть...»
Воевода до ночи не выходил из приказной избы. Царская грамота сразила его
пуще монгольской сабли. Почему царь милость возымел к разбойным грабежни-
кам, того понять воевода не мог. Казалось ему, что наветы и ябеды возведены на
него лихими албазинцами. Оттого свирепел пуще, путался в догадках: «Пошто царь
ябедам воров поверил, ему же, воеводе царскому, учинил угрозу?» Развернул вое-
вода грамоту царя, снова ее прочел, а по строчкам, в которых царь писал: вором-де
Ярошку Сабурова не прозывать, провел много раз ногтем.
Дивился воевода деяниям царя, однако о писаниях и наказах царских надо
было албазинцам давать весть, тем воздать им милость цареву и подвести вольный
Албазин под воеводскую руку. И праведны слова предков: «Мала воровская сила,
да слава лихая велика». Пришлось воеводе послать сына не с войной на Албазин,
а с царской наградой да с повинными речами. «Перед горой не кичись, а горе пок-
лонись».
Имел воевода и скрытые мысли, прикидывал так: великую соболиную казну,
собранную албазинцами по Амуру, надо, мол, именем московского царя отобрать,
крепость Албазин подчинить твердо Нерчинску. Пусть тот новонареченный приказ-
чик крепости Ярошка Сабуров помнит воеводскую руку, челом бьет низко и ясак
исправно посылает, как прочие острожники и крепости.
Корабли воеводы отплыли.