Упрощенная HTML-версия
ê
АЛБАЗИНСКАЯ КРЕПОСТЬ
91
долгие шелковые, телогрейку короткополую, все расцвечены листьями, цветами,
рыбами, птицами и иными пригожестями. Кроены и шиты смешно. Волосы черней
смолы, сплетены пречудно, ни в одной стране не видывали мы таких. У иных жонок
вверх заплетены, схожи с башней высокой, у иных — широкое сито; у иных жбану
квасному уподобились, есть такие, что носят на голове целую копну... Зачески те
драгоценны и трудами жонок возводятся единожды в полгода, а у иных в год. Чтоб
не нарушить такую прическу, жонки китайские спят, под голову полено подложа.
Довелось нам увидеть и обед китайский. Столы низкие, а сидят китайцы на
полу, на ковриках. Ложек не имеют, а едят искусно палочками, как тонкими спи-
цами. Кушанья варят разные: рис, рыбу, мясо мелкокрошенное, огородну зелень.
Заместо хлеба едят лепешки и лапшу.
Но любимая еда китайцев — рис. Рисовую еду почитают они за великую бла-
годать, а потому при встречах никто не скажет другому: здравствуй, или: как пожи-
ваешь? Встречный, низко голову наклоня, промолвит: «Чила фань?», что на наших
словах будет: «Кушал ты рис?» Посчастливилось нам разглядеть одну китайскую
поварню. От зависти мы на нее глядели долго, сколь просто и мудро она сделана.
На огне кипел котел, в нем китаец варил свиную похлебку, на котле стояло бамбу-
ковое решето, в нем паром варился рис, сверху — еще решето, в нем — лапша, над
лапшой — опять решето, в нем огородные плоды, схожие с нашей репой. Котел
кипел, и варилось четыре перемены еды зараз. Сколь ладно надумано!.. Фердинанд
Вербист говорил нам, что иные умудряются варить шесть перемен. У важных ки-
тайцев — купцов, бояр, князей — любимая еда: похлебка из ласточкиных гнезд,
похлебка из плавников акулы, жареные черви. Тот же Фердинанд Вербист с горечью
сказал: черная беднота, босой, рваный и нищий люд о переменах еды не помышля-
ют, а едят все, что родит земля и вода: змей, ящериц, червей, саранчу, траву речную
и морскую, листья, улиток и иную погань. Обычаи у китайцев при еде круты. За сто-
лом сидит только мужской пол: старики седовласые и юнцы с черными косичками
на затылках. Женщины же, и молодые и старухи дряхлые, чинно стоят за спиной у
мужчин и только смотрят. Когда мужской пол насытится и уйдет, женщины хватают
чашки и с жадностью доедают остатки. Обычай этот премного суров, хуже, чем на
Туретчине...
Но это в описании китайских жонок — цветики, а плоды зрелые впереди, и
на своем месте в описании нашем старательно помечены будут, ибо пальцы худо
перо держат и ум от усталости мешку пустопорожнему подобен. Оттого писание
прерываем.
Июля 2 дня.
Обещанное сотворим и опять начнем писать о китайских жонках. Оглядев со
старанием ходящих по улице китайских жонок, дивимся мы невиданному... Шагают
китайские жонки мелко, шатаются в стороны, словно утицы подбитые, и руками
хватаются за прохожих и строения, а чаще по две ходят, чтоб не упасть. На ногах
слабы, ребенку малолетнему уподобились. И узнали мы причину тому лиху и взды-
хали много, а юноша наш, Николай Лопухов, так громогласно возопил, что китайцы
посчитали его за скудоумного. У китайских жонок ножки дитяти-малолетки, и столь
они малы, что обуты в крошечные башмачки. Китаянки за честь и гордость почита-
ют такие ножки. А как родятся у них те ножки, то в превеликой тайне держат. Нам
же тайны открыл Фердинанд Вербист. А пометы о том в писании класть сил наших
нет, ибо слеза падает и в сердце холодит, столь страшны муки принимают китаянки,
чтоб поиметь те малюткины ножки. Едва родится девочка, ножки ее малы; прихо-
дит злосчастная бабка-повивалиха, взяв лоскут бычьей кожи, в него зашьет ножку,
а поверх холстиной крепко окутает, и те повязки не снимают до старости. Дитя рас-