Упрощенная HTML-версия
РАНЫ
ê
159
— Ломы, топоры берите, — сказал Гневышев. Ребятам хотелось поскорей от-
делаться от безвременной работы, и они, посбросав шинели, торопливо принялись
за дело. Хрустели корни, звенели топоры. Луна уже склонялась к горизонту, и было
не понять, ее ли свет или свет утра брезжит над головами. Скоро среди кустов обоз-
начилась яма, пахло парной землей, измятой травой.
— Ну, скоро бегать тебе, солдат, в этот лесок, — сказал командир расчета, и
Гневышеву подумалось, что таскают ребята ящики в лес нарочно, чтобы помучить
утром его, похохотать над его немолодой медлительностью, поругать и покричать
на него: ящики были тяжелые, в каждом по две пудовые мины. Сколько дерева тра-
тится, сколько зряшной работы! Кто-то стружками набил их, подставочки выпилил
для боеголовок и стабилизатора, и все это на один миг. Утром, как начнется огонь,
затрещат доски, вывалятся внутренности, все это останется гнить в кустах или сго-
рит на кострах.
— Пошли досыпать, — сказал командир расчета. Гневышев прихватил не-
сколько оторванных досок, он их под бок положит, не так будет холодить, и уснет
маленько. Чтобы ничего не вспоминать, он так вот, ничком ляжет, голова скорее
отяжелеет, к глазам тугота подойдет, может, и поспит. И так оно с первого раза на
сон потянуло, поплыл, поплыл Гневышев на теплых волнах, а в глазах Нюрка вы-
росла. Так сладко, так нужно, так безысходно увиделась, что и сна не надо, лучше о
ней думать, о Нюрке своей, не нонешней — той молоденькой, которую они с отцом
сватали в чужом селе.
17
Нюрку он поймал до солдатчины. Как она насмелилась прийти на полянку
в чужое село? Верно, с подругами пришла, но вовсе молоденькая, на год млаже
Евлашки. Когда отплясали, отшумели, Евлашка не метнулся провожать тут же, а ри-
нулся через огороды и дождался девчонок у еланских ворот. Как научили старшие
парни, вытолкнул из середины Нюрку, на что она огрызнулась:
— Эко! Ошалел!
— Заярские все с дичинкой, — сказал Евлашка, цепко держа за руку девчон-
ку. Только он играл на гармони, только она плясала, тоненькая телом, из шустрых
подростков, которых взрослые девки отпугивают от полянки, и они на отшибе пы-
таются кружиться, прислушиваясь к музыке. Видно, приметила ее опытная девка и
сказала: «Хватит тебе, дылда, толочься среди детишек, иди к нам», и она вышла к
ним и прихватила с собой связанность, стыд, ужас и всю угловатость, и наряды-то
были у нее девчоночьи, из которых вылупилась — тесны стали. Ботинки старомод-
ные, с низким каблуком, материны, должно быть. Икорки ног едва начали наливать-
ся. Только что Евлашка играл лихо, а тут подле слабенькой девчушки оробел. Не
приходит в голову ни одно доброе слово. Кавалером он оказался куда молчаливым.
Наконец что-то про руку забормотал, отмахал-де ее, отдергал гармонью, и покрях-
тел, как от боли, — слово не шло, пусто и мутно было в голове, смешалось все и
одеревенело, шел и мучился, пока не услышал едкий смех старшей подружки:
— Ох и провожатый! Ох, голову задурил сказками!
Нюрка было завырывалась, но и в Евлашке упрямство открылось — он как в
клещи руку ее взял, не пытайся вырваться. Нюрка по спине била парня, повизгивала
и чуть не плакала, в капкан пойманная. Он чуял в себе хватку мертвую. Последний
раз полдеревни видело, как он объезжал молодого коня. Раз пять сбрасывал конь его,
синяков парню насажал, но и Евлашка в мыло вогнал коня, измучил и утишил. Не
словом, не байками возьмет девку Евлашка — он норовом сломит ее, силой желез-