Упрощенная HTML-версия
Алексей ЗВЕРЕВ
ê
158
Лазил Евлампий по стану, проверяя, все ли ладно, нет ли где трещины, не пах-
нет ли горелым, и в этот день записал в памяти, что свершился поворот, что вот оно
то, что завоевывалось, только старайся тому толчок дать. Сельскую он не бросал,
на мельницу проторил дорогу и чуял, что одно без другого жить не должно. Евлам-
пий крепил власть, навык стучать по столу и ожесточаться взглядом, за столом важ-
но перекашивал плечи. Иного непокладистого мужика втолчки прогонял за порог.
«Так только надо держаться», — думал Евлампий. Потом где-то поослабить, когда
пообвыкнут и поймут, что это и есть корень завоеваний. В голове кружилась своя,
не книжная, теория: трудовая власть — это труд твой, труд для себя, а значит, и для
людей. Трудом своим ты что хочешь добывай, хоть на небо лезь. Опершись на локти
и стуча перстом о стол, он поучал пришедших к нему мужиков:
— Ты, Ванька, лопух. Тебе тесть такое хозяйство дал, а ты сидишь, как курица
на яйцах. Ты заводи маслобойку, видишь, в ней какая нужда. Надо шевелить баш-
кой. Вон дом казенный пустует, я тебе по дешевке отдам. Ты, Нефедка, какую холе-
ру залежь-то растишь? Скатай к кыргызам, купи пары три коней и десятин тридцать
распаши. Земли-то, земли-то у нас золотые. Ух! Я люто ненавижу лежебок. Хвалю
Митрия Егорыча, учитесь у него. Ты, Егорыч, давай другую лавку открывай, до
коих пор луговским ходить к нам в Заяры. Надо так зажить, мужики, чтобы у нас
вовсе вывелись нищие. Силовать буду, носом тыкать буду, бить буду по сопаткам, а
заставлю работать, спасибо потом скажете.
У Плетнева, коего мельницу всю купил, Евлашка на колени вставал и плакал:
— Ефим Кондратьевич! Дак что же ты нас покидаешь? Такое время пришло.
Живи да радуйся. Да если мы все дружно, рук не покладая, трудиться будем, ка-
кой Россия наша станет. Эт-та самая великая и сильная держава на свете будет. На
карте-то, батюшки! Как она, наша страна, по земле-то разметнулась, так опояхом и
взяла ее. Если б каждый, как ты, работал, это бы за десять лет весь мир купили — и
вот и слава вечная русскому народу...
16
— Эй, спишь, что ли? — услышал Гневышев над собой голос комбата. Это он
еще не ушел на НП или вернулся оттуда — растерялся во времени Гневышев. Он
поднялся в щели, поломался, покачался в поясе, разминаясь.
— Кто же это вырыл ровик для мин?
— Я рыл, — ответил Гневышев.
— Рядом-то с орудием?
Гневышев оперся локтями о бруствер и вывалился из ямы, отряхнулся и стал
перед капитаном навытяжку. Он был еще у себя в деревне и не понимал, в чем его
оплошка.
— Это я распорядился, — сказал подошедший Трунов. — Тут, капитан, кусты,
тут бугор, больше некуда.
— Так вот в кусты, в кусты, подальше. Поднимайте расчет и копайте.
Лопату Гневышев держал подле себя, в щели. Он достал ее, протер травой и
пошел в заросли березняка и орешника. Оно правильно командир сказал, там безо-
паснее, но какая работа, до рассвета пророешься. Гневышев постоял в кустах, пок-
ряхтел, досадуя. Как много у минометчиков этой зряшной разовой работы. А потом
еще придут сюда мужики здешние и заочно облают за разор леска. Он потоптался в
кустарнике и, поняв, что лопатой одной тут ничего не сделаешь, вернулся назад.
— Идем, идем, старина, — поторапливал его командир расчета.