ê
Гавриил КУНГУРОВ
216
Только к вечеру успокоился воевода. На другой день встал рано, не выходил из
своей светелки, а сидел там с писцом и строчил царям грамоту о своих победах.
Писец старательно вывел первые строчки грамоты — поименовал великих го-
сударей.
Воевода отошел к оконцу и долго смотрел на блеклое небо. Раздумье его пре-
рвал писец:
— Титул помечен, батюшка воевода...
Воевода сумрачно оглядел писца, левая бровь его дернулась:
— Ох, Алексашка, не в меру ты досаждаешь, языкаст да глуп! Каково писать
великим государям, каков ум надобен!
— Превеликий ум, батюшка воевода...
— То-то, злодей! Пиши!
Воевода гордо вскинул голову, громко и самодовольно продиктовал:
— «...В нынешнем, великие государи, 1696 году бурятские воровские людиш-
ки учинили измену, пошли походом, осадили городок Иркутский, огнем грозились.
Я, холоп ваш, ту измену в корень вывел: воровских бурят побил, юрты предал огню,
скот и богатства их отобрал в вашу, великие государи, царскую казну. Какие оста-
лись из бурят в живых, те, похватав свои животы, бежали в Китайское царство...»
Воевода хотел приложить руку, взял перо, но с досадой его отбросил:
— Запамятовал я, Алексашка: добавь-ка в косую строчку.
Писец схватил перо.
— «Аманаты, великие государи, до единого перемерли. Велю казакам изло-
вить новых...»
Гонцы повезли скорым ходом грамоту в царскую Москву.
НОВЫЙ ВОЕВОДА
Очистилась Ангара ото льда. Дули теплые ветры. Весеннее солнце сгоняло
снег, на проталинах пробивалась трава. Иркутяне позабыли о ратных тревогах. По-
прежнему через городок шли обозы и, пройдя Заморские ворота, скрывались за Си-
ней горой. По-прежнему пестрела базарная площадь, полная народа. Жил городок
мирно, тихо...
Только на воеводском дворе переполох.
Третий день не выходит воевода из приказной избы. Не ест, не пьет, никого к
себе не пускает. Служилые людишки ходят на цыпочках, говорят шепотом, дверью
боятся скрипнуть, каблуком стукнуть страшно.
Удивленный Артамошка несколько раз пытался выведать у кого-либо, что слу-
чилось, но на него шипели: «Тише, тише!..»
Взглянув тихонько в дверную щелку, он чуть не ахнул: воевода, уронив голову
на стол, плакал. Завертелись догадки в голове Артамошки, как воробьи на дороге,
одна другую перегнать стараются. Кто мог обидеть воеводу? Нет такого человека на
воеводском дворе. Да и в городке-то не сыскать, кто бы осмелился воеводу обидеть.
Воевода — всем начальникам начальник: желает казнить — казнит, желает мило-
вать — милует.
Увидел Артамошка — шагает по двору писец Алексашка. Артамошка — к
нему. Тот молчит. Тогда пошел Артамошка на хитрость:
— Алексашка!
— Ну?
— Своим ухом слышал, как тебя воевода лаял. Ты, мол, пропойца и лень...