Упрощенная HTML-версия
ЖЕНСКИЙ РАЗГОВОР
ê
315
ЖЕНСКИЙ РАЗГОВОР
В деревне у бабушки посреди зимы Вика оказалась не по своей доброй воле.
В шестнадцать годочков пришлось делать аборт. Связалась с компанией, а с компа-
нией хоть к лешему на рога. Бросила школу, стала пропадать из дому, закрутилась,
закрутилась... пока хватились, выхватили из карусели — уже наживленная, уже ка-
раул кричи. Дали неделю после больницы отлежаться, а потом запряг отец свою
старенькую «Ниву», и, пока не опомнилась, к бабушке на высылку, на перевоспита-
ние. И вот второй месяц перевоспитывается, мается: подружек не ищет, телевизора
у бабушки нет — сбегает за хлебом, занесет в избу дров-воды и в кровать за книжку.
Темнеет мартовским вечером в восьмом часу, а электричество... прошли те време-
на, когда электричество всякую минуту было под рукой. Сковырнули заради него
ангарские деревни, свалили как попало в одну кучу, затопили поля и луга, поруши-
ли вековечный порядок — все заради электричества, а им-то и обнесли ангарские
деревни, пустив провода далеко в стороне. Выгоняли его при старых порядках для
местных нужд из солярки, а солярка теперь сделалась золотой, требует прорвы де-
нег. Утром посветят, чтобы на работу отправить, а вечером — не всегда... Наталья
по-старушечьи укладывается рано, вслед за солнышком; Вика поскрипит-поскри-
пит на продавленной пружинной кровати и тоже затихнет.
Девка она рослая, налитая, по виду — вправду в бабы отдавай, но умишко
детский, несозревший, голова отстает. Все еще по привычке задает вопросы там,
где пора бы с ответами жить. И вялая, то ли с ленцой, то ли с холодцой. Скажешь —
сделает, не скажешь — не догадается. Затаенная какая-то девка, тихоомутная. Рас-
пахнутые серые глаза на крупном смуглом лице смотрят подолгу и без прищура, а
видят ли они что — не понять.
В этот вечер не спалось. Бывает же так: как из природы томление находит, как
не оконченное что-то, зацепившееся не дает отпущения ко сну. Вздыхала, вороча-
лась Наталья; постанывала, крутилась Вика. То принималась играть с котенком, то
сбрасывала его на пол. За беленькими тонкими занавесками в двух окнах, глядящих
на Ангару, мерцал под ранним месяцем ранний вечер. Сбилось со своего сияния
электричество — и опять увидели небо, запотягивались, как всякая Божья тварка, за
солнышком, стали замечать, когда скобочка молодого месяца, когда полная луна.
День отстоял на славу — солнечный, яркий, искристо играли тугие снега, бе-
рущиеся в наст, звенькало из первых сосулек, загорчил первым подтаем воздух. За
Ангарой, после заката, долго горело растекающееся зарево и долго томилось, впи-
тываясь внутрь, долго потом уже новым, не зимним мягким пологом лежала по бе-
лому полю нежная синева. Но еще до темноты взошло и разгорелось звездное небо
с юным месяцем во главе и пролился на землю капельный, росистый сухой свет.
Нет, не брал сон, ни в какую не брал. Истомившись, бабушка и внучка продол-
жали переговариваться. Днем Наталья получила письмо от сына, Викиного отца.
Читала Вика: собирается отец быть с досмотром. Из-за письма-то, должно быть, и
не могло сморить ни одну, ни другую.