Упрощенная HTML-версия
Валентин РАСПУТИН
ê
342
Катя отрывалась от еды:
— Да ведь огурцов на грядке нет. Кому шушукаться-то?
— Ты слушай. Слышу: шу-шу, шу-шу. И тоже невдомек: ведь огурцов на
грядке нет, кому шушукаться-то? Прислушался получше, а это морковка. «Делать
нечего, — переговариваются грядка с грядкой, — надо бежать. Бежать от лютой
погибели в этом огороде, от этих людей. Ботву нам обрезали, оставили в земле для
сохранения, а какое может быть сохранение, если наш враг, жадный крот, поедом
нас споднизу ест. Нету нашей моченьки больше терпеть. Если завтра к восемнадца-
ти ноль-ноль не придут нам на помощь, всем немедленно уходить». Шу-шу, шу-шу:
всем, всем, всем.
Катя, склонившись, прячась за стаканом с чаем, хитренько поглядывает на
Галю, понимая, что сказка эта больше сказывается для нее, для Гали.
— Уберем сегодня, — ворчит Галя. — Не можешь по-человечески-то сказать?
— А ты что — по-морковному услыхала?
Все трое смеются, потом Галя стучит ложкой по столу. Она не любит, чтобы
последнее слово оставалось не за ней.
— Ну, Сеня! Ну, Сеня! Ты язык допрежь смерти сотрешь — посмотрим, по-
каковски ты хрюкать будешь.
Катя прыскает, из набитого рта летят крошки и брызги; отряхиваясь, отираясь,
она говорит совсем по-взрослому, по-деревенски:
— Ну вас! Уморили!
К ней стала приходить подружка, Ольги Ведерниковой заскребушка, девочка
донельзя тихая, молчаливая, скидывающая обувку сразу же, как только выходила
она из дому, и где попало эту обувку забывающая. Звали девочку Аришей, Сеня
называл ее Ариной Родионовной.
— Ну что, Арина Родионовна, — встречал он ее, босоногую, — где сегодня
сапоги оставила?
Сапоги могли аккуратно стоять вместе посреди дороги, могли быть в разлу-
ке — один у своего дома, второй у чужого, а могли оттягивать спрятанные за спину
руки. Аришу расшевелить было трудно, да Катя и не умела, ее самое надо было
расшевеливать, но, как старшая, она понимала, что игру должна предлагать она, и
принималась прыгать через скакалку, подавала затем скакалку Арише — та брала,
и продолжала сидеть на широкой лавке возле крыльца, уставив свое тоже белесое, с
низкой челкой, с мокротой под носом лицо на Катю. Игра Аришу не занимала, она
приходила полюбоваться на девочку из какого-то другого мира — чистенькую, акку-
ратную, необыкновенно красивую. Все уже знали, что у Поздняковых живет краси-
вая девочка. Бабка Наталья перебиралась через дорогу, прикрывала у Поздняковых
за собой калитку и била о нее висячим чугунным кольцом, давая о себе знать.
— Где-ка тут наша бравенькая? — спрашивала она, не глядя, есть кто во дворе
или нет. — Гли-ка, че я тебе принесла... — И уж после этого поднимала глаза. —
Сеня, ты? А где-ка наша метеворка? Я седни сушки стряпала... — И высыпала в
какой-нибудь тазик, которые всегда обсыхали на воздухе, кучу витых кренделей-
баранок, еще теплых. — Покусай, покусай, — протягивала она первую Кате. — А
поглянется — приходи, вместе чаю попьем.
В другой раз решительно тянула Катю к себе. Та возвращалась с маленьким,
будто бы игрушечным, но изготовленным по полной форме самоваром — с осадис-
тыми ножками, с решетчатым низом, с раскинутыми по бокам фасонисто ручками и
проворачивающимся в гнезде краником, даже с короткой, загнутой в колене трубой.
— Вот, — удивленно и таинственно объясняла Катя. — Это было в деревуш-
ном чабадане.
— Где?