Упрощенная HTML-версия
ОСЕННИЙ СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ
ê
369
В такие туманы хорошо слагались и рассказывались страшные сказки. О во-
дяных, о леших. Слагай сказку, смотри, как оглядываются в сладком страхе слуша-
тели — не стоит ли кто за спиной, не тянет ли из тумана руки — и сам невольно
оглянешься.
А время идет. Вот уже и костер прогорел, и чай давно выпит — туман все та-
кой же плотный, как и был. Валентин начал беспокоиться.
—Ну, охота охотой…Все равно уже ничего не получится. Домой как попадать
будем? Я не позднее одиннадцати обещал быть.
Я и сам знаю, что ему скоро плыть в деревню. Об этом еще с вечера разговор
был. Но куда тут поплывешь — хуже, чем ночью.
А хотя, постой, светлеть вроде начало. Вон той коряги еще совсем недавно не
было видно, а теперь видно. И хорошо видно. И до нее никак не меньше двадцати
метров.
А неплохо уткам в тумане. Кормежка в этих местах добрая — не надо нику-
да лететь — и безопасно. Не приблизится охотничья лодка — как в таком тумане
плыть? — не раздадутся смертоносные выстрелы. А случись и появится охотник,
тоже беда невелика: два гребка широкой лапой — и нет утки, растворилась в белой
темени. Потому и голоса у уток сейчас спокойные, домашние.
Ждать да догонять — хуже всего. Так говорят. Насчет «догонять» не скажу, да
и не верится мне как-то в это. В погоне — страсть, азарт. А вот насчет «ждать» все
точно. Тяжко ждать.
Придерживаясь берега, решил побродить по острову. Без ружья. Просто так,
чтобы скоротать время. Шел неспешно, не таясь, но и без лишнего шума: захоте-
лось поближе подойти к утиным голосам. Вышел на острый, заросший кустами мы-
сочек. Некуда дальше идти — только обратно. И впереди, и справа, и слева — вода,
трава, камыши. Приглядел славное место и сел. Но уток не слышно стало. Шел
сюда, слышал — здесь были. А нет вот. Молчание, тишина.
Я сидел, видно, задумался и не сразу заметил, что мир снова наполнился звука-
ми: тихими всплесками, успокоенным покрякиванием, шорохами трав.
И опять прошло сколько-то времени. То ли туман еще больше поредел, то ли
ветерок потянул и очистил близкое ко мне мелководье, но я увидел уток. Их было
много. Я еще, пожалуй, никогда и не видел мирную утиную жизнь вот так близко.
Будто не дикие сторожкие птицы перед тобой, а деревенские крякухи, уплывшие
случайно далеко от хозяйского двора. Они ныряли за водорослями, охорашивались,
вели тихие разговоры. И я не жалел о ружье, да и сама мысль о ружье могла пока-
заться кощунственной. Хотелось просто сидеть и смотреть. Быть может, сидел бы
еще долго, но поведение уток вдруг резко изменилось. Короткий кряк — и все быс-
тро и без суеты исчезают в тумане.
На таборе костер уже прогорел, и угли залиты остатками чая. И наши поход-
ные вещи — спальники, палатка, котелки, ружья — «бутор», как называет их еди-
ным словом Валентин, — уже в лодке.
— Плыть надо.
В общем-то, плыть, видимо, можно. Если взять прямо от острова, если взять
только прямо, то минут через десять мы должны подойти к берегу. А потом взять
вправо и вдоль берега. Трудно будет переплыть еще широкий залив, но как там
быть — оно само покажет.
Мотор завелся сразу. Мы поплыли. И теперь только бы выдержать курс. И вро-
де выдерживаем. Правда, туман, который там, на острове, показался нам не таким
уж и густым, здесь вдруг снова набрал силу. Куда бы ни повернул голову — перед
глазами слепота.