Упрощенная HTML-версия
ОСЕННИЙ СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ
ê
373
Валентин привязал собаку на таком коротком поводке, чтобы она никак не
смогла достать зубами шнур. Глаза Найды сделались тоскливыми, больными.
— Да пойми ты, не могу я тебя взять на ток. Ты лучше вещи наши покарауль.
Найда слушала и печально, по-старушечьи, мигала глазами.
Найда догнала нас через сотню метров.
Валентин сел на мох и грустно посмотрел на свою помощницу.
— Ну, что мне с тобой делать?
Найда заботливо и успокаивающе лизнула его в нос.
А небо светлело все больше и больше. Бесследно исчез серый сумрак, восток
был уже не розовым, а белым от чистого весеннего солнца. А где-то неподалеку
кипела битва на косачином току.
— Ну уж нет, — Валентин решительно встал. — На току я сегодня все-таки
буду. Идем обратно, — сказал он Найде жестко.
И мы снова на таборе.
Веревочный ошейник Найда не перегрызла, не порвала, а просто лапами стя-
нула его через голову. Найда помахивала хвостом, радостно и чуть виновато ска-
лилась: дескать, вот я какая, виновата я немного, но уж очень хочется мне на охоту
пойти.
Валентин внимательно осмотрел табор, что-то прикидывая в уме, и его взгляд
остановился на нашем объемистом рюкзаке. Он быстро развязал рюкзак и, взяв его
за углы, вытряхнул содержимое на желтую прошлогоднюю траву.
— Иди, Найда, сюда, — сказал он мстительно.
Для Найды рюкзак оказался даже просторным. Наверху — лишь голова. Най-
да, сообразив, что ей из мешка не выбраться, заскулила.
По дороге к току Валентин несколько раз останавливался на мгновение, чутко
прислушивался — не догоняет ли нас Найда.? — и снова убыстрял шаг.
— Теперь надежно.
Вот и вырубка. Пологие холмы ничем не отличались друг от друга: сосновые
пни, сухая прошлогодняя трава. Но Валентин уверенно указал на один из холмов.
— Ток. По ложбинке обойдем, а там осторожно…
Ложбинкой подошли к самому холму. Пригнувшись, а потом на четвереньках
стали подниматься на холм. А потом по-пластунски. Прихваченная за ночь морозом
земля холодит, колет руки прошлогодняя трава, но когда стал слышен косачиный
шепот, все это отлетело куда-то, и весь мир заполнил этот страстный шепот. И ты
уже не ты. Древние охотники, твои пращуры, проснулись в многовековой твоей
душе. И ты терпелив к холоду и не слышишь, как впиваются колючки в твои голые
ладони, и ты, многоопытный теперь, не качнешь нечаянно ветку низкорослого кус-
тарника, не выдашь себя, не хрустнешь пересохшим сучком.
А шепот нарастает, и кажется: он рядом и вокруг тебя. Но птиц не видно. Со-
сновые пни и сухие прошлогодние метелки травы надежно скрывают их. Вперед же
нельзя двигаться — слишком близко мы подобрались, — и мы лежим до тех пор,
пока настоящее не начинает медленно возвращаться в нас. Понимаем, что дольше
на мерзлой земле лежать нельзя.
— Встанем, — одними губами шепчет Валентин. — И влет…
Мы встаем, но птиц и сейчас не видно, лишь шепот чуть затих.
— Где же они?
И тут вырубка стала взрываться черными птицами. Они взлетали чуть ли не
по всему пологому склону, сразу в разных местах, и не было никакой возможнос-
ти уследить за ними. Растерянные и счастливые стояли мы, не поднимая ружей, и
смотрели, как на фоне розовых облаков, зеленого леса пролетают черные токующие
косачи.