Упрощенная HTML-версия
ОСЕННИЙ СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ
ê
383
В стороне глухо, раз за разом бухнула крупнокалиберная двустволка. И сердце
облилось завистью к счастливцу. Ведь вот же какое неудачное место я выбрал. Ведь
собирался же сесть на лесистой косе — как раз в том месте, где бухнула двустволка.
Ну, невезучий же… Да разве…
Свистят над головой крылья. Кручу головой. Где? Да где же? Табунок уток.
Вот он. И далеко уже. Но спохватываюсь, и, хотя отчетливо и холодно понимаю, что
утки за выстрелом, палю вдогонку. В белый свет. Как в копеечку. И замирает серд-
це: вдруг споткнется утка и, перевертываясь, шлепнется в воду. И, не удержавшись,
стреляю еще.
Проходит напряжение. Снова вижу море, лес, солнце. Можно закурить. Вспо-
минаю давешнюю бухающую двустволку: у соседа сейчас тихо — пусть теперь он
мне позавидует.
Слышу далекий голос Валентина:
— Есть — нет?
И Валентин заволновался. Я кричу что-то вроде «о-э», рассчитывая на то, что
Валентин не поймет, а кричать снова не решится: могут налететь утки.
Но он, тоскуя, кричит:
— Есть?
— О-э, — глухо кричу я.
И снова тишина. Долгая, томительная тишина. Какая же все-таки черная шту-
ка — зависть. И никак люди не могут избавиться от нее. И Валентин… Ведь ин-
теллигент, педагог. Мой друг. А вот зависть. Учить вас надо. И уже специально для
Валентина и того соседа на лесистой косе стреляю из обоих стволов, раз за разом.
Умиротворенно я жду завистливых криков Валентина, но он молчит. То-то,
думаю, так вас. И вдруг выстрел. Один. И через несколько долгих секунд другой.
Как пить дать Валька утку срезал. А второй выстрел — подранка добивал. Я знаю.
Первый выстрел влет, а второй — по подранку на воде.
— Есть? — напрягая горло, кричу я.
Но Валентин молчит. Похоже, что он утку сейчас из воды тащит. Потому и
молчит.
Мне хочется сбегать к Валентину, посмотреть на его добычу, но с этого черто-
ва острова не убежишь: до берега не так уж далеко, но проливчик глубокий, и вода
холодная, осенняя. А лодка у Вальки.
— Есть? — кричу я снова.
Валентин что-то отвечает, но я не могу разобрать его слов.
— Что-о? — деревенеет шея от крика, и аж эхо гудит в хребтах. И опять не
понять ответа.
Нет чтоб по-человечески ответить, посадил меня на этот проклятый остров, а
сам уток бьет.
«Подожди», — думаю я мстительно. Теперь ты покричи, а я послушаю. Под-
нимаю стволы в небо и рву курки. «Ах! Ах-х!» — отозвались вода и лес. Вот так-то.
И уже стреляя, нет, еще до выстрела, но когда его уже не предотвратить, вижу, как
на меня, низко, совсем уже рядом, в двух десятках метров, летят утки. Красавицы
утки свечой взмывают вверх, а я шарю на поясе и рву патроны из тугих гнезд пат-
ронташа.
Нет чтоб по-человечески ответить, —думаю я о Валентине и снова накаляюсь.
Если бы он ответил как надо, да разве бы я стал палить в воздух? И уток упустил. А
ведь мог бы сбить. Из правого ствола — первую, когда она мимо протягивает, а из
левого — вторую, вдогонку. Мог бы.
А в награду не было даже криков Валентина. Он молчал.