Упрощенная HTML-версия
СОЛНЦЕ В АИСТОВОМ ГНЕЗДЕ
ê
43
Небо темнело, невидимые, реяли в воздухе жуки. За клубом на траве механи-
заторы перестали различать масти карт.
Это был час тоски и обиды всей босоногой публики. Витька узнал, что в клуб
его не пустят, отправят спать. Но скажите, разве можно спать, когда через дорогу
совершается чудо? В дырку в занавесе Витька подсмотрел нарисованную на стене
луну. Он слышал на сцене таинственный, как крик ночной птицы, стук. Мог ли он
теперь не увидеть всего остального?
Открыли двери. Вошли и сели в первом ряду десятиклассницы.
В их руках цвели черемуховые ветви.
Артисты тем временем метались в комнатушке за сценой: гримируются, с ис-
пуганными лицами бубнят роли.
Когда все было готово, вдруг погас свет. В зале было тихо, но артисты нервни-
чали. Появился моторист и объявил, что амперметр показывает не в ту сторону.
Началось исследование проводки.
— Если что, — разглаживая приклеенные усы, сказал Лобановский, режиссер
и исполнитель главной роли, — покажем при керосинке.
— А лунная ночь? Она же пропадет, — испугался зав. постановочной частью.
— А грим? А нюансы? — зароптали исполнительницы женских ролей.
Тогда несколько слов сказал Иван Григорьевич Велюга, учитель и артист на-
родного театра.
— В вашем возрасте, — сказал он и пыхнул трубкой, на мгновение в темноте
серебряными искрами сверкнули его седые волосы, — в вашем возрасте я играл
преимущественно при керосиновых лампах.
А в зале было тихо. В зале терпеливо ждали начала. Зрители просидели в тем-
ноте полтора часа. Никто не ушел спать. Любопытно было в этом переполненном
бревенчатом театре вспомнить разговоры о том, что театр отживает свой век.
В половине одиннадцатого Витька сбежал со своей постели и через минуту
занял место у окна, среди таких же, как он, готовых зареветь от любопытства зри-
телей. Витька прильнул к стене клуба. В зале было темно, а на сцене он увидел
необыкновенный стог, необыкновенного человека, необыкновенное ружье. Человек
вел себя необыкновенно. Все это было освещено необыкновенным ядовито-синим
светом. И Витькино сердце запрыгало от предчувствия чуда.
Солнце село в аистово гнездо.
Шло второе действие. Витька и его друзья попали в зал. Завороженные, они
сидели на полу у самой сцены. Зал смеялся, зал сердился. Что же будет с этим прой-
дохой Левоном? Что сделает Лушка? Левон ловчит, запирается, строчит доносы.
Лушка не знает, что делать.
— Бросай ты его! — вдруг советуют ей из средних рядов. — Ну его сопатого,
мучиться с ним!
Припертый со всех сторон, Левон исправляется.
В середине последнего действия опять погас свет. Тут же кто-то осветил сцену
электрическим фонариком.
Потом появился второй фонарик. Потом третий. Поучительную эту историю о
несознательном колхознике Левоне закончили при свете электрических фонариков.
Ночь заковала в безмолвие хаты и ивы над хатами. В небе над черной землей
застыл строгий месяц и замерли чистые звезды — самые совершенные декорации
в самом большом, самом прекрасном, самом правдивом театре. В клубе открылись
двери, переборы гармоники проткнули тишину. Запели, загалдели, ударили в бубен.
— Звезды приклеены к небу? — спросил Витька, пожиратель чудес. Он не спал.