Упрощенная HTML-версия
Александр ВАМПИЛОВ
ê
44
ТОПОЛЯ
Я видел ее только раз. Может быть, потому я люблю ее всю жизнь.
Совсем такой же, как сейчас, был вечер. Такой же пронзительно синий воздух,
так же сверкали вмерзшие в лужи огни фонарей, эти же самые тополя — корявые
черные гиганты, навсегда увязшие в синеве. Старая садовая решетка и сам сад —
темные пятна сосен, серые паутины берез, незаметные акации, немая улочка. И над
всем этим — тополя.
Тогда я был беззаботный студент, сейчас мне сорок три. А тополя все те же,
и, кажется, никогда они не могли быть тонкокожими, бледно-зелеными саженцами.
Тот же от них запах — сладкая, прилипчивая горечь. Только ветерок — и ноздри
раздуваются от этого запаха и непонятно сильно стучит сердце.
Я был беззаботный студент. Голова кружилась от весны, от молодости, от удач.
Я нe гонялся тогда за счастьем, а наступал ему на пятки нечаянно, как наступаю
сейчас на эти лужицы.
В тот вечер я шел к своей невесте. Ничто не мешало мне считать себя счаст-
ливым. И только в запахе тополей, в их торжественных фигурах было предчувствие
чего-то необыкновенного. И необыкновенное случилось. Она быстро шла навстре-
чу. Она не остановилась, не замедлила шага. Она промелькнула мимо. Но я видел ее
улыбку! Видел! И вижу сейчас. Улыбка говорила: «Как странно! Я предчувствова-
ла, что я сейчас тебя встречу... Как странно. Но меня ждут. Я спешу...» «Куда!» — за-
кричал я беззвучно. «Куда!» — кричали тополя.
Но она не слышала, и синь, вот эта мутнеющая синь, затянула ее.
А сейчас под этими тополями я бреду домой, к жене, к десятилетнему сыну.
Женился я по любви, моя жена умная, красивая, добрая женщина. Я люблю сына,
люблю жену, не могу представить себя без них.
Но все летит к черту, когда приходят эти жуткие весенние вечера. Крадучись,
как вор, непреодолимо, как лунатик, я прихожу сюда и шатаюсь здесь, под этими
тополями. Здесь, именно здесь, когда таким вот безумно синим сделался воздух и
так торжественно застыли тополя — она быстро шла навстречу. Я видел ее! Я видел
похожие на этот вечер глаза! Я видел ее улыбку!
Такая тоска! Такая тоска! Где-то в груди боль, острая, страшная, вечная боль.
Хочется закричать, хочется заплакать. Такая тоска!
И потому хочется закричать и заплакать, хочется потому, что я ее никогда не
видел. Ее не было. Были и есть только тополя.
СТАНЦИЯ ТАЙШЕТ
Мы бежали от заката. По синим холмам он гнался за нами, в кровь рассекая
свои розовые колени. Он ловил нас в свои малиновые сети. Он бросил нам вдогонку
своих рыжих собак. От его яростной нежности мы бежали в темную летнюю ночь.
В нашем купе — дым и разговор о женщинах. Ночь прильнула к нашему окну,
и мы ждем чего-то от ее черной неизвестности.
Говорит Сема, задумчивый солдат:
— Они любят таких, какие валяются у них в ногах и гоняются за ними с ножами.
— Надо спать, — говорит Витька, медлительный, самоуверенный Геркулес.
Он сидит у окна, он скрестил на груди руки, к стене откинул голову. Под гимнастер-
кой каменеют тоскующие его бицепсы.
—Пашка пятый час травит, — говорит Сема. На средней полке он стучит сво-
им костлявым телом.