Упрощенная HTML-версия
ЩЕПКА
ê
97
Моргунов не подал руки.
— Я с вами — посмотреть.
Он первый раз в Чека. Срубов помолчал, поморщился. Надел черный полушу-
бок, длинноухую рыжую шапку. В коридоре закурил. Высокий грузный Моргунов
в тулупе и папахе сутулился сзади. На потолке огненные волдыри ламп. Срубов
потянул шапку за уши. Закрыл лоб и наполовину глаза. Смотрел под ноги. Серые
деревянные квадратики паркета. Их нанизали на ниточку и тянули. Они ползли Сру-
бову под ноги, и он, сам не зная для чего, быстро считал:
— ...Три... семь... пятнадцать... двадцать один...
На полу серые, на стенах белые — вывески отделов. Не смотрел, но видел.
Они тоже на ниточке.
— ...Секретно-оперативный... контрревол... вход воспр... бандитизм... пре-
ступл...
Отсчитал шестьдесят семь серых, сбился. Остановился, повернул назад. Раз-
драженно посмотрел на рыжие усы Моргунова. А когда понял, — сдвинул брови,
махнул рукой. Застучал каблуками вперед. Мысленно твердил: «...Манти-менты...
санти-менты... санти...»
Злился, но не мог отвязаться.
— ...Санти-менты... менты-санти...
На площади лестницы часовой. И сзади этот зритель, свидетель ненужный.
Срубову противно, что на него смотрят, что так светло. А тут ступеньки. И опять
пошло.
— ...Два... четыре... пять...
Площадка пустая. Снова:
— ...Одна... две... восемь...
Второй этаж. Новый часовой. Мимо, боком.
Еще ступеньки.
Еще.
Последний часовой. Скорее. Дверь. Двор. Снег. Светлее, чем в коридоре.
И тут штыки. Целый частокол. И Моргунов, бестактный, лепится к левому
рукаву, вяжется с разговором.
Отец Василий все с поднятым крестом. Приговоренные около него на коленях.
Пытались петь хором. Но пел каждый отдельно.
— Со свя-ты-ми упо-ок-о-о-о...
Женщин только пять. А мужских голосов не слышно. Страх туго набил сталь-
ные обручи на грудные клетки, на глотки и давил. Мужчины тонко, прерывисто
скрипели:
— Со свя-ты-ми... свят-ты-ми...
Комендант тоже надел полушубок. Только желтый. В подвал спустился с бе-
лым листом — списком.
Тяжелым засовом громыхнула дверь.
У певших нет языков. Полны рты горячего песку. С колен встать все не смогли.
Ползком в углы, на нары, под нары. Стадо овец. Визг только кошачий. Священник,
прислонясь к стене, тихо заикался:
— ... упо-по-по-о-о...
И громко портил воздух.
Комендант замахал бумагой. Голос у него сырой, гнетущий — земля. Назвал
пять фамилий — задавил, засыпал. Нет сил двинуться с места. Воздух стал как в
растревоженной выгребной яме. Комендант брезгливо зажал нос.
Длинноусый есаул подошел, спросил:
— Куда нас?