Упрощенная HTML-версия
ПАНТЕЛЕЙ
ê
141
— Да не замерзнешь, — сказал он, когда я взялся за пиджак.
Уверенный, что я догоню, брат споро зашагал вдоль улицы. Я повернул в дру-
гую сторону и, сколь мочи было, побежал к школе. Заскочил в калитку, в темном
коридоре нащупал ручку и крикнул, открывая дверь:
— Семен Семенович! За мной братька бежит!
Учитель вышел в коридор и спокойно шепнул мне:
— Заходи в мою комнату.
Я прислушивался, как учитель толковал с братом.
— Нефед Карпыч! Заходи, заходи. Я скоро урок кончу.
— Тут где-то Пантелей наш прячется, — низким голосом спрашивал брат.
— Пантелей? Какой Пантелей?
— Санька наш. В сторожа к вам метит.
— Звал, звал в сторожа. Где же он, поджидаю.
— Не отдадим мы его. Бабу мою Дашку берите. Дашка аккуратная. Зачем пар-
нишку от хозяйства отрывать.
— Хорошо. А как у вас с поросятами? — спросил неожиданно учитель.
— На зиму опоросилась. Двенадцать привалила, а куда теперь с имя?
— Покормите, и на базар. Битыми ососочками и продадите.
— Значит, не был?
— Саня? Обещался.
— И примете?
— Что делать? Принять надо.
— Так, — протянул брат и хлопнул дверью.
Скоро все село узнало:
— Санька в сторожа подался. Позор Карпу!
Сам я переживал дни необычайного обновления, словно с меня сползла старая
кожа. Я носил дрова, бегал за водой, подметал коридор, крыльцо, двор. Вечером,
как только уходили ребятишки, я затапливал печи. Блики огня падали на плакаты,
карты, таблицы. В классе было торжественно и тихо, и казалось, что я приобщен к
чему-то таинственно-прекрасному. Я вроде повзрослел сразу, походка стала прямее
и увереннее, взгляд смелее, в голосе крепость появилась. Но самую большую ра-
дость дарили вечерние беседы с учителем. Когда я слышал, как Семен Семенович
покашливает, значит, оторвался от стола, значит, «свалил дневные тяготы», как он
говорил, Сейчас он выйдет в коридор и потянется, по-стариковски медленно при-
сядет раз-другой, разминаясь, и распахнет дверь класса. Пройдет по мерцающим
пустым рядам парт, мурлыча под нос: «Сердце красавицы склонно к измене». Я
сперва думал, что ему скучно со мной. Жена его, Дарья Григорьевна, учительствует
в соседней деревне Заимках, потому что тут нет свободных классов. И хоть деревни
рядом, видятся они редко. Я раз насмелился спросить, не скучает ли он. Учитель
подсел к открытой печке, и я заметил, как тепло заулыбались голубые, с маленьки-
ми, четко обозначенными зрачками глаза.
— Скучать-то некогда, Саня.
Имя мое, как мне казалось, произносил он ласково. Впрочем, кроме учителя,
никто меня Саней не называл, а Санька в доме нашем звучало обидной кличкой, как
слово Пантелей.
— Ты видишь, Саня, как скучаю я. С утра до вечера такое веселье.
— А вечером молчите, будто и нет вас.
— Я покажу тебе, над чем я молчу. Пойдем-ка.
Учитель повел меня к себе, легонько касаясь моей спины. На столе нащупал
коробок спичек и зажег лампу. Оттого, что стекло сбоку заклеено, огонь был крас-