ПАНТЕЛЕЙ
ê
147
черную ночь. Чуть забрезжилось, я был на ногах. Умылся хорошо и надел пиджак.
С утра в школу ходили малыши. Я стоял у дверей, как делал Семен Семенович, и
встречал ребят. Закутанные в платки и шарфы, шарами вкатывались они за порог,
заворачивали на меня курносые мордашки, крича:
— Здравствуйте!..
Недоуменно глядели на меня и убегали в класс прятать сумки. Шваркая носа-
ми, возврашались и спрашивали:
— Ты, Санька, учить нас будешь?
— Буду учить, — отвечал я ласково.
Ребятишки хлопали руками, радуясь, и я радовался вместе с ними, говоря себе:
с малышами дело пойдет. Я бойко покрикивал, заглядывал на будильник, с великим
волнением дал звонок и с улыбкой, с какой входил к детям учитель, вошел в класс.
Игривое чувство охватило меня. Я вслушивался в себя, радуясь звонкому и
смелому голосу. Требовал сесть правильно, вынуть тетради. Малыши привычно ус-
траивались за партами, оживленно глядя на меня. Я радовался — они радовались,
и все сливалось в один клубок воодушевления. Это были дни перехода от букваря
к хрестоматии. Я растолковал непонятные слова стихотворения, потом старательно
прочитал его, как делал Семен Семенович. Один за другим читали ребята стихи,
едва складывая слоги, а я похваливал и ставил оценки. Досадливо покосился на бу-
дильник, загремевший на моем столе. Я чувствовал, как заполняет меня праздник.
Я замечал, как я высок в сравнении с малышами, как густ и бархатист ломающий-
ся мой голос. «Санька! Санька!» — простодушно обращались ко мне малыши, и я
терпеливо поправлял их: «Александр Карпович». Голова кружилась от приятной
усталости, и мне жалко было, когда, прощаясь, ребятишки выбежали из школы. Не
поевши, я оделся и вышел из школы. Был солнечный март. С полей и лесов дул
ветерок и нес запахи наступающей весны. Я не знал, куда девать себя, и пошагал к
своим.
— Эко разулыбился! — так встретила меня мать на крыльце.
— Весело, Санька, живешь, — съехидничала невестка.
— Как ему не радоваться: учителем стал, — сказал брат.
Младший брат, насмешливо глядя на меня, хихикнул:
— Хе! К Саньке учиться пойду.
— Откуда знаешь? — спросил я.
— Вся деревня знает — Санька учит.
— Свету преставление! — прошипела невестка. — Вот пользы от него, вот
добра. Что ты знаешь!
— Уж, видно, знаю, коли заставили, — сказал я с достоинством.
Из всех своих мне более других была ненавистна невестка. Я видел, что она
добрее ко мне не стала.
—Может, поешь, — сказала мать.
— Сытый, — ответил я. — И тороплюсь, скоро вторая смена.
— Как ему не быть сытым: двойные деньги идут, за сторожа и за учителя, —
сказала невестка.
— Конечно, — спокойно ответил я.
Я слышал, как шумно невестка вскочила с кровати, как с треском зачесала
перед зеркалом волосы.
У меня не проходило праздничное настроение. Бывает же такой прилив счас-
тья, что кажется, ничто не способно умалить его. Я чувствовал в себе какую-то уп-
ругость. На голову ниже отца и брата, я, казалось, был выше их.