Упрощенная HTML-версия
Дмитрий СЕРГЕЕВ
ê
242
ли воду — больше ни души. Ходьба так занимала меня, что наше молчание казалось
мне естественным. Мы остановились за квартал перед оврагом.
— Ты не ходи дальше, хорошо? — попросила она. На этот раз я не обиделся,
я сам понимал: овраг мне еще не осилить. Надя побежала посредине улицы мимо
колодца под деревянным навесом и скрылась в овраге, словно нырнула в воду. В том
месте, где она прошла, медленно оседало легкое облачко пыли. Потом она показа-
лась на другой стороне. Ветхая деревянная лесенка несколькими маршами лепилась
по крутизне. Надя бежала по тропе рядом с лестницей, наверху остановилась и по-
махала рукой. Я поднял свою палку и тоже помахал ей.
Обрывком суконки Зуйцев надраивал носки сапог. Он сумел уговорить сест-
ру-хозяйку, и ему разрешили держать в тумбочке его офицерское обмундирование.
Как-никак, в нашей палате он самый старший по званию.
—А, лейтенант, — приветствовал он меня. —Одыбал? Смотрю, за девочками
бегаешь — вторая стадия выздоровления. Только зря ты к ней лепишься — можно
лучше найти: без хлопот.
— По-моему, это не ваше дело, капитан, — сказал я и лег на койку.
— Брось пыжиться. Добра тебе хочу. Скажи только слово, с такой вдовуш-
кой сведу — корова и огород! Будешь как кот мурлыкать от удовольствия. И баба
во! — Он выставил большой палец.
Я смотрел, как он взбивал одеяло, запихивая под него свои пожитки. Вышло
похоже, будто на кровати спит человек, накрывшись с головою. Дежурным врачом
сегодня была Лидия Андреевна, женщина мягкосердечная, — она никогда не за-
писывала опоздавших к отбою. В ее дежурство Зуйцев возвращался утром, перед
подъемом, потом спал весь день.
Покончив с постелью, он приспособил на шею черную повязку, уложил в нее
руку. По-честному, его давно было пора вытурить из госпиталя: рука у него совсем
здорова. Не знаю, как удавалось ему обманывать комиссию, но нас, кто лежал с ним
в одной палате, провести было труднее, мы видели, как он орудует больной рукой,
когда забывается.
— Ну, так как? — Капитан остановился передо мной во всем великолепии
офицерской формы, при портупее и пустой кобуре. — Познакомить? А на эту свою
шпингалетку плюнь — девчонка: ни умишка, ни этого самого... — Плавным взма-
хом здоровой руки он изобразил «это самое».
— Капитан Зуйцев, ваше счастье, что вы калека, — сказал я театральным то-
ном, — иначе я сломал бы казенную трость об вашу форменную голову. — Я отвер-
нулся от него к стене.
— Пацан несчастный, попадешь ко мне в батальон — покажу калеку.
Надю я видел каждый день. В дни, свободные от дежурства, сестер и нянь
отвозили на подсобное хозяйство окучивать картошку или в лес собирать грибы
для госпитальной кухни. Другие сестры отпрашивались, находили разные причи-
ны, — Надя не отказывалась.
— Дома только я да сестренка — в седьмом классе учится. У других семья,
дети... Мне неудобно отказываться, — говорила она мне.
Вечером их на машине подвозили к госпиталю, и я шел провожать ее до овра-
га. Скоро мы знали друг о друге почти все. Наши воспоминания были удивительно
похожими, как будто мы учились в одной школе.
Расставались на краю оврага. Я смотрел, как она стремительно неслась вниз,
едва успевая переставлять ноги, и с разгону вбегала почти до половины тропы на
том берегу. Я поднимал свою палку кверху, она махала рукой. Мне было видно, как
она шла до колодца, ближнего на той стороне. Вечерами возле него всегда женщи-