Упрощенная HTML-версия
Дмитрий СЕРГЕЕВ
ê
264
уроков, не успеешь оглянуться, уже ночь. Но не это меня огорчало. Хуже было, что
теперь я виделся с Байкалом через четыре дня на пятый. На улицу его всегда выпус-
кали в один и тот же час. Он понапрасну прибегал к школьному подъезду встречать
меня — у нас шел только первый урок. Покрутившись и пометавшись туда-сюда, он
спешил назад во двор, думая, что разминулся со мной. А там, глядишь, кончалось
время, отпущенное ему на прогулку.
Но так было лишь в первые дни. Не знаю уже, каким чутьем Байкал определил,
в каком крыле здания учится наш класс. Он садился под окна и начинал негромко,
призывно лаять.
...В открытую форточку доносился тоскливый голос Байкала. Сердце мое раз-
рывалось, но я был прикован к школьной парте, должен был списывать с доски
примеры на умножение и деление дробей. Счастливая мысль осенила меня. В ту
пору в классах никакого электронного оборудования не было, учительница писала
мелом на доске, а потом влажной тряпкой стирала написанное. Тряпка быстро вы-
сыхала, начинала пылить, пачкать руки. На перемене дежурный по классу должен
был смачивать тряпку под краном, но обыкновенно об этом все забывали. Так и
сейчас: учительница напрасно шоркала сухой тряпкой по доске, след старой записи
не исчезал.
— Кто сегодня дежурит?
Не знаю, чье дежурство было в тот день, — я опередил всех. Схватил тряпку и
выбежал в коридор, ошеломив своим рвением учительницу. Опрометью, мимо оша-
рашенной уборщицы тети Паши, ворвался в темную прихожую. К счастью, здесь
никого не было. Я налег на тяжеленный створ и вывалился на мороз.
— Байкал! — Повторять не понадобилось: Байкал одним махом взлетел на
ограду, сбил снежную опушку и обрушился на меня.
Я пытался объяснить, что ему нельзя в школу, он должен вернуться домой, что
мы встретимся завтра... Но тщетно, Байкал ничего не хотел слушать. Едва я при-
открыл дверь, он тут же прошмыгнул в сени. Я не знал, что теперь делать. Нужно
хотя бы оставить дверь открытой. Когда я вернусь за парту, Байкал сможет выйти на
улицу. Полутемные задние сени наполовину были загромождены дровами, припа-
сенными на растопку. Тогда водяных батарей не было, и в школе по старинке топили
печи. Я кое-как приоткрыл дверь и вставил в зазор полено.
На крашеном полу в коридоре Байкал поскальзывался, но не отставал от меня.
У двери в класс я еще раз пытался растолковать Байкалу, что дальше ему нельзя. Он
пытливо смотрел на меня, шевеля ушами, и все время порывался гавкнуть. Этого
только и не хватало. В дальнем крыле, где находилась учительская, раздались чьи-
то шаги. Медлить было нельзя. Я чуть-чуть приоткрыл дверь, чтобы протиснуться
самому, не пустить Байкала, но он опередил меня. Мы появились на виду у всего
класса, и только учительница, склонившись над журналом, не видела нас.
— Долго ходишь, Сережа, — укорила она меня.
Я поскорей положил тряпку на приступку классной доски и за спиной учи-
тельницы прошмыгнул на свое место. Байкал, уяснив, что ему надлежит вести себя
смирно, стать неприметным, последовал за мной. Класс взбудоражился. Учитель-
ница недоуменно озирала три ряда парт, не находя причины внезапного оживле-
ния. Я сидел паинькой н невинно глядел на доску. Байкал ворочался, умащиваясь
под сидением у меня в ногах. Возможно, благополучно дождались бы звонка, если
бы Байкала оставили в покое. Каждому хотелось погладить его. Сейчас это можно
было сделать, не спрашивая у меня.
— Гав! Гав! — не выдержал Байкал.
— Зуев! Это еще что? — Учительница решила — это я гавкаю по-собачьи.
Но в равной степени ее слова относились и к другому: в руках она держала тряпку,
которую я так и не намочил.