Упрощенная HTML-версия
ЩЕПКА
ê
129
для нас имеет значение безусловное, но не такое, как для обычного суда или Рев-
трибунала. Для нас важнее всего социальное положение, классовая принадлеж-
ность. И только.
Ян Пепел, энергично подняв сжатые кулаки, поддержал Срубова.
— Революция — никакой философии. Расстрелять.
Кац тоже высказался за расстрел и стал усиленно сморкаться. Срубов на огром-
ной высоте. Страха, жестокости, непозволенного — нет. А разговоры о нравствен-
ном и безнравственном, моральном и аморальном— чепуха, предрассудки. Хотя для
людишек-булавочек весь этот хлам необходим. Но ему, Срубову, к чему? Ему важно
не допустить восстания этих булавочек. Как, каким способом — безразлично.
И одновременно Срубов думает, что это не так. Не все позволено. Есть грани-
цы всему. Но как не перейти ее? Как удержаться на ней?
Бледнело лицо. Между бровей складки. Срубов не слушал докладчика-следо-
вателя. Думал, как остановиться на предельной точке дозволенного. И где она? На
чем-то очень остром стоял одной ногой, другой и руками пытался сохранить равно-
весие. Удавалось с трудом. И только, кажется, уже к концу заседания обеими ногами
стал устойчиво, твердо. Очень обрадовался, нашел способ удержаться на предель-
ной черте. Все зависит, оказывается, от остроконечной, трехгранной пирамидки.
Ее, конечно, присутствие и обнаружил у себя в мозгу. Она железной твердости и
чистоты. Ее состав — исключительно критикующие и контролирующие электроны.
Улыбаясь, погладил себя по голове. Волосы прижал поплотнее к черепу, чтобы не
выскочила драгоценная пирамидка. Успокоился.
Под протоколом подписался первым. Четко, крупными кольцами с нажимом
подписал Срубов, от «о» протянул тонкую ниточку и прикрепил ее к концу толстой
длинной палки, заменившей букву «в». Вся подпись — кусок перекрученной де-
ревянной стружки, нацепленной на кол. Члены коллегии на секунду замешкались.
Каждый ждал, что кто-нибудь другой первый возьмет перо.
Ян Пепел решительно схватил ручку Срубова. Против слова «Члены» быстро
нацарапал — Ян Пепел.
Срубов мрачно сдвинул брови. От белого листа протокола в лицо холод снеж-
ной ямы. Живому неприятно у могилы. Она чужая. Но она под ногами. Между фа-
милией последнего приговоренного и подписью Срубова — один сантиметр. Сан-
тиметром выше — и он в числе смертников. Срубов даже подумал, что машинистка
при переписке может ошибиться, поставить его в ряд с теми.
А когда собрались расходиться, внимание привлек стриженый затылок Каца.
Невольно пошутил:
— Какой у тебя, Ика, шикарный офицерский затылок — крутой, широкий. Не
промахнешься.
Кац побледнел, нахмурился. Срубову неловко. Не глядя друг на друга, не про-
стившись, вышли в коридор.
- X -
Последний лист бумаги (последние вспышки гаснущего рассудка), положен-
ный Срубовым в черную папку, был мятый, неровно оторванный, с кривыми узло-
ватыми синими жилами строк.
«Если расстреливать всю Чиркаловскую — Чулаевскую организацию пятер-
ками в подвале, потребовалось бы много времени. Чтобы ускорить, вывел больше
половины за город. Сразу всех раздели, поставили на краю канавы-могилы. Боже