Упрощенная HTML-версия
Алексей ЗВЕРЕВ
ê
138
седний магазинишко, в столовую, на почту — Гневышева не нашел. Трунова охва-
тила печаль — солдата потерял. Такая печаль тронула его, что он и про хлеб забыл.
Тотчас они махнули на станцию— там все углы обсмотрели, вдоль состава раза три
пробежали, все вагонные тамбуры оглядели — солдата не нашли. Трунов почернел
от беды, сел рядом с шофером и голову свою руками обхватил, браня себя: пентюх,
хлеба не добыл и солдата проворонил. Но тут до слуха долетел тихий крадущийся
звон колокола, и Трунову пришло нелепое предположение: не в церковь ли пошел
Гневышев? Трунов сам не понимал, как эта мысль могла прийти в голову: не богу
ли помолиться пошел солдат перед фронтом? Может, не все такие, как он, Трунов,
проживший короткую жизнь без бога.
— Давай-ка жми к церкви, — приказал он шоферу, — может, там он, подлец.
Гневышев стоял на паперти и нахлобучивал разношенную пилотку. Трунов
тотчас подбежал к нему, хотел за воротник схватить и встряхнуть, как мешок, — тот
глянул на него желтыми немигающими глазами.
— Удрать вздумал! — заорал Трунов матерясь. Гневышев махнул рукой и
брезгливо сморщился.
Трунов посадил солдата в кабину, сам в кузов забрался. Они проскочили не-
сколько деревень и остановились у колодца следующей. Гневышев оторвался от
цепни, вытер рукавом губы и пробормотал:
— Какое время! Свечи не достанешь.
— Ты что! И вправду ходил молиться? — спросил Трунов.
— Я за себя хотел свечку поставить. Я в ее, в церкву-то, за жизнь ногой не
ступал. Тут надо.
— Крайность? — все еще косился Трунов на Гневышева. — А как не нашли
бы тебя, куда бы ты, раб, двинул?
— Я бы ране вас к полку вернулся. Вон какая прорва машин идет. А свеч-
ку поставить надо было. Я там еще, когда от берега отходил, так почуял, что река
эта — грань моя, я тогда сразу и решил: свечку где бы за себя поставить? Я ведь и
сам не верю, и свечи эти видел ли? Слышал только о них, а вот свечку и свечку.
Трунов был молод и мало знал людей, иных и замечать не хотел. Война на них
открыла глаза. В каком же мире жил Гневышев, если о свечке задумался? Зачем ему
свечка, что она может открыть, кого и как она может утешить?
— Без бога эта свечка, — заговорил Гневышев, словно подслушал размышле-
ния лейтенанта. — Душа просит, и все тут. Думаю, поставлю — и во мне поворо-
тится, смягчится, сгладится что-то, и я обрету ровность. Что же я мучиться-то буду.
Мне ровность нужна, особо сейчас, когда на фронт еду. Мне надо какую-то шишку
сшибить с сердца.
— Ты раньше в комсомоле был, Гневышев? — спросил Трунов зачем-то. Сол-
дат поглядел на него отчужденно и сказал как о чем-то самом обыкновенном:
— Как же. Бывал. Потом как-то с годами и выбыл. Я и в ем что-то искал. И
нашел вроде. Ну, вроде заглянул за гору какую. Славно так, хорошо было, и парни
хорошие собрались. Ты вот помалу привыкаешь ругаться, а мы в ем отвыкали. И
креститься отвыкли, не то что верить в бога, и сейчас не сумею креста на грудь
наложить — забылось. Дай балалайку, с завязанными глазами сыграю, а перекрес-
титься нет, не получится.
— А свечка? — спросил Трунов.
— Не в свече дело, говорю, — сказал Гневышев. — Свеча, это, может, первое,
что осенило... Ну, лучше высказать не могу, — махнул Гневышев рукой и пошагал
в кабину.