Упрощенная HTML-версия
Алексей ЗВЕРЕВ
ê
182
размер потому, что из большого малое сделать легче». Затем он решил, что первому
будет шить Трунову: он интеллигент, стало быть, смирен, скомандовать путем не
может, этот не взыщет, если не так складно получится. Гневышева и от нарядов ос-
вободили — шей, солдат, сошьешь хорошо своим командирам, станешь обшивать
пятую батарею, а там и шестую. Не зря же комбат шестой батареи зачастил к Гне-
вышеву и все приглядывался к его рукоделию. Первая шинель, труновская, получи-
лась в талию, как для барышни, а ватные плечи и пышный бюст выдавали Трунова
за дородную даму. Борта были широкие и топырились, как крылья, и все же ши-
нель складом своим намекала на офицерскую, лучше сказать, перестала походить
на солдатскую. Надев шинель на Трунова, солдат долго оглядывал ее, прицокивая
и подсвистывая, изучал плод своей фантазии, прикидывая, как и что у новых шине-
лей прибавить или убавить. Консилиум собрал из каптенармуса и старшины, людей
немолодых и рассудительных и с тряпками дело имеющих. «Ба! У меня старая ком-
составская шинель есть», — вспомнил каптенармус о своих складских тайниках. И
вот уж распорота изношенная шинель и рассмотрены все клинышки и детальки на
ней. С хваткой сноровистостью набросился Гневышев на работу — и вот уж обнов-
ка на плечах комбата. Так смекнул Гневышев, что сутулость того и малорослость
скрасил, вышло отлетисто и лихо, и командиры других батарей глядеть приходи-
ли, примеряли шинель на себя и на очередь к Гневышеву становились. «Сошьешь
мне вне очереди, я поллитру куплю», — подговаривался комбат шестой, курносый
лейтенант Мороз. «Поллитру не надо, — отвечал Гневышев, — я от самого шитья
радостно пьян». Матерому Буретину шил особо осторожно, потому что на лишек
материала не надеялся, даже при остатке от шинели маленького комбата. Шил и
все прикидывал шинель на взводного, щурил глаза и покусывал губы, обдергивал,
обглаживал и сказал наконец: «Не получится». — «Как не получится?» — громых-
нул Буретин. «Тебе нет такого солдатского номера, из какого мог бы командирскую
сшить». — «Что же делать?» — загоревал взводный. «Еще одну шинель добудь.
Тебе же дают две порции в столовой, дадут и две шинели. Ступай к майору». Разре-
шил командир полка дать шинель Буретину, и продолжилось гневышевское творе-
ние, сладкое творение, минутные радости, полные открытий, мечтаний и опасений,
потому опасений, что пожаловал к нему сам майор. Глазом черным глянул искоса на
солдата, замершего навытяжку, и сказал, сунув руку за борт поношенной шинель-
ки: «Сможешь?» — «Смогу!» — гаркнул Гневышев. «Из отреза?» — испытующе
впился в солдата майор. «Смогу и из отреза!» — рванул с хрипотой Гневышев, и го-
лова его затуманилась. «Хорошо мне сошьешь, шить будешь замполиту и начштабу.
Ясно?»—«Ясно!»—проревел Гневышев в упоении и озорстве и уж верил, что и тут
получится, лишь дали бы дня два одному побыть и поразмышлять и повзвешивать.
Он выпросил эти дни у майора и еще одно условие поставил перед ним: пусть эти
шинели будут последними, потому что на них он потратит все силы и способности
и дальше начнется слабость и равнодушие. Не видели батарейцы своего портного
две недели. Вернулся он из майорской землянки худой и бледный, руки слегка пот-
рясывались, а глаза блестели и чего-то ждали. А ждали они полкового построения и
дождались наконец. Перед строем майор шел первым, за ним замполит и начштаба,
все в новых с иголочки шинелях, одну ножку стелют, одну линию рук к вискам уст-
ремили, и одному Гневышеву ведома тайна, одного его мучает она за полу шинели
замполита, никто огрех тот не приметил, ни сам замполит, ни тысяча солдат, никто,
кроме острого глаза Гневышева. Один он видит, как слегка заносит полу, как пробе-
гает по ней при шаге досадная волна. Посидеть бы да покумекать еще маленько над
этой полой, но знал Гневышев, что дошел до грани и начался спад его радостного